Красная жара

И тут, откуда ни возьмись, появилась Кэт Манзетти. С размаху ударила полотняной сумкой. Револьвер выскочил из руки Ридзика, а сам он потерял равновесие и рухнул прямо на большой стеклянный кофейный столик, стоящий посреди зала. Стол разлетелся вдребезги и Ридзик свалился посреди осколков стекла. Это уже само по себе было не важно - задница болела в буквальном смысле слова, - но Кэт Манзетти прокричала фразу, по которой он понял, что может случиться кое-что и похуже.

- Нет, - кричала Кэт сестре, - не стреляй в него!

Изящно наманикюренные пальчики медсестры сжимали Смит-энд-Вессон фунтов десяти весом. Ридзика изумило то, что сознание его, казалось, полностью отделилось от тела. Он испытывал такое ощущение, словно вот уже час смотрит на направленный в его сторону ствол, различая мельчайшие его детали. Он услышал выстрел, но еще не почувствовал удара пули. "Прощай, Ридзик", - подумал он.

Но тут он снова вернулся к реальности. Медсестра продолжала сжимать свою пушку, но Ридзик увидел, как посреди белизны ее безукоризненного халата распустился пышный кровавый бутон. Она покачнулась, но не упала. Раздался еще один выстрел - и второй аленький цветочек вырос у сестры на груди.

Данко, расположившись в нескольких шагах позади Ридзика, метился аккуратно, стараясь не убить женщину, а лишь сбить ее с ног. Но та все не падала. Собрав все свои силы, она подняла револьвер и направила его на Данко. Но прежде, чем успела выстрелить, опережая ее, он выпалил снова, нанося ей теперь уже смертельную рану в сердце. Сестра отлетела назад, ударившись о шершавую оштукатуренную стену. На мгновение ее тело застыло в этом положении, повиснув словно белье на просушке. Затем колени ее подогнулись, и она сползла вниз по стене.

Форменная шапочка медсестры была приколота к ее волосам булавкой. Она зацепилась за неровную поверхность стены - и по мере того, как опускалось тело, волосы, удерживаемые шапочкой и шероховатой поверхностью, все выше поднимались над головой. А в тот момент, когда сестра, наконец, оказалась на полу, они и вовсе, словно снятый скальп, отделились от головы.

Ридзик испытал весьма странные ощущения. Не обращая внимания на вопли больничного персонала, ставшего свидетелем столь кровавой сцены, он неровным шагом подошел к безжизненному телу сестры. Потянул за ее белокурые волосы.

- Во, зараза! Это же парень!

Сей факт, впрочем, казалось, вовсе не удивил Данко.

- Иосиф Барода. Дружок Виктора, - и его взгляд заскользил по вестибюлю.

Кэт не стала задерживаться, чтобы поглазеть на смерть Бароды. Она выскочила в первую же попавшуюся дверь. Там был выход на служебную лестницу. Но она и так уже была на первом этаже, так что оставалось только подниматься.

Она одолела один пролет, когда услыхала, как хлопнула дверь позади и застучали шаги по лестнице. Ей не хотелось оглядываться. Дернула двери второго этажа. Заперто. Помчалась на третий. Тоже заперто. Она обернулась и увидела, как навстречу ей по лестнице шагает Данко. А в руке у него пистолет - и направлен он прямо ей в лицо.

- Давай! - закричала она. - Вперед! Стреляй!

- Дура ты, - сказал Данко. В ее ушах это прозвучало смертельным приговором.

- Я просто хотела ему помочь, - сказала она; на глазах ее появились слезы. - Он мне сказал, что я нужна ему.

- У Виктора было десяток таких, как ты, дома. Теперь все они либо погибли, либо в тюрьме. Сейчас ему нужна ты. Но это ненадолго.

- Так убей меня! - закричала она. - Мне теперь все равно.

- Уходи, - сказал Данко.

Кэт широко открыла глаза:

- Уходи?

- Уходи, - повторил Данко. Он поднял пистолет и, направив его на замок, выстрелил. Грохот выстрела эхом прокатился по лестнице. Замок разлетелся вдребезги. Данко толкнул ногой дверь и подтолкнул Кэт Она оглянулась недоуменно, удивленно и, наконец, с благодарностью. Затем помчалась по коридору, надеясь, что сможет выбраться наружу, не наткнувшись на Ридзика. Кэт очень сомневалась, что тот окажется столь же всепрощающим.

***

В течение всего лишь одного этого дня Бритоголовые сперва угрожали Ридзику, потом сделали из него заложника, потом его чуть не пристрелил белокурый травести, а вдобавок он еще и на кофейной столик налетел. И когда, в результате, тебе в той же больнице собираются воткнуть в задницу иголку чуть ли не метровой длины - то это уж слишком. Ридзик ненавидел иголки. Сестра, седовласая дама среднего возраста в строгих очках, облик которой отнюдь не располагал к шуткам, готовилась сделать ему инъекцию противостолбнячной сыворотки. И хотя лица ее не осеняла и тень улыбки, Ридзик чувствовал, что она сделает это с наслаждением.

Он медленно спустил брюки:

- Слушайте, мадам, не дадите ли вы мне минутку подумать? Ну, знаете, чтобы мысленно подготовиться к пытке?

Она бесцеремонно толкнула его к лежанке и стала протирать зад спиртом.

- Не будьте ребенком, - сказала сестра, втыкая иголку Ридзику в ягодицу с излишним, по его мнению, энтузиазмом.

- Что там за гадость в этой штуке? Цемент? Она вытащила иголку:

- Не так уж и больно, верно?