Красная Звѣзда

— Неужели вы не понимаете? А между тѣмъ въ вашихъ языкахъ, называя предметъ, вы старательно обозначаете, считаете ли вы его мужчиной или женщиной, что въ сущности очень не важно, а по отношенію къ не-живымъ предметамъ даже довольно странно. Насколько важнѣе различіе между тѣми предметами, которые существуютъ, и тѣми, которыхъ уже нѣтъ, или тѣми, которые еще должны возникнуть. У васъ «домъ» мужчина, а «лодка» женщина, у французовъ это наоборотъ, и дѣло отъ того нисколько не мѣняется. Но когда вы говорите о домѣ, который уже сгорѣлъ или который еще собираетесь выстроить, вы употребляете слово въ той же формѣ, въ какой говорите о домѣ, въ которомъ живете. Развѣ есть въ природѣ большее различіе, чѣмъ между человѣкомъ, который живетъ, и человѣкомъ, который умеръ, — между тѣмъ, что есть, и тѣмъ чего нѣтъ? Вамъ нужны цѣлыя слова и фразы для обозначенія этого различія, — не лучше ли выражать его прибавленіемъ одной буквы въ самомъ словѣ?

Во всякомъ случаѣ, Нэтти былъ доволенъ моей памятью, а его методъ обученія былъ превосходенъ, и дѣло подвигалось впередъ быстро. Это помогало мнѣ сближаться съ марсіянами, — я начиналъ все съ большей увѣренностью путешествовать по всему этеронефу, заходя въ комнаты и въ лабораторіи моихъ спутниковъ, и разспрашивая ихъ обо всемъ, что меня занимало.

Молодой астрономъ Энно, помощникъ Стэрни, живой и веселый, тоже почти мальчикъ по возрасту, показывалъ мнѣ массу интересныхъ вещей, явно увлекаясь не столько измѣреніями и формулами, въ которыхъ онъ былъ, однако, настоящимъ мастеромъ, — сколько красотой наблюдаемаго. Мнѣ было хорошо на душѣ съ юнымъ астрономомъ-поэтомъ; а законное стремленіе оріентироваться въ нашемъ положеніи среди природы давало мнѣ постоянный поводъ проводить по многу времени у Энно и его телескоповъ.

Одинъ разъ Энно показалъ мнѣ при самомъ сильномъ увеличеніи крошечную планету Эротъ, часть орбиты которой проходитъ между путями Земли и Марса, а остальная часть лежитъ дальше Марса, переходя въ районъ астероидовъ. И хотя въ это время Эротъ находился отъ насъ на разстояніи 150 милліоновъ километровъ, но фотографія его маленькаго диска представляла въ полѣ зрѣнія микроскопа цѣлую географическую карту, подобную картамъ Луны. Конечно, это безжизненная планета, такая же какъ Луна.

Въ другой разъ Энно фотографировалъ рой метеоритовъ, проходившій всего въ нѣсколькихъ милліонахъ километровъ отъ насъ. Изображеніе представляло, разумѣется, только неопредѣленную туманность. При этомъ случаѣ Энно разсказалъ мнѣ, что въ одной изъ прежнихъ экспедицій на Землю этеронефъ погибъ какъ разъ въ то время, когда прорѣзывалъ другой подобный рой. Астрономы, слѣдившіе за этеронефомъ въ самые большіе телескопы, увидали, какъ погасъ его электрическій свѣтъ, — и этеронефъ навѣки исчезъ въ пространствѣ.

— Вѣроятно, этеронефъ столкнулся съ нѣсколькими изъ этихъ маленькихъ тѣлецъ, а при громадной разности скоростей они должны были насквозь пронизать всѣ его стѣнки. Тогда воздухъ ушелъ изъ него въ пространство, и холодъ междупланетной среды оледенилъ уже мертвыя тѣла путешественниковъ. И теперь этеронефъ летитъ, продолжая свой путь по кометной орбитѣ; онъ удаляется отъ Солнца навсегда, и неизвѣстно, гдѣ конецъ пути этого страшнаго корабля, населеннаго трупами.

При этихъ словахъ Энно, холодъ эфирныхъ пустынь какъ-будто проникъ и въ мое сердце. Я живо представилъ себѣ нашъ крошечный, свѣтлый островокъ среди безконечнаго мертваго океана. Безъ всякой опоры въ головокружительно быстромъ движеніи, и черная пустота повсюду вокругъ… Энно угадалъ мое настроеніе.

— Мэнни надежный кормчій, — сказалъ онъ, — и Стэрни не дѣлаетъ ошибокъ. А смерть… вы ее, вѣроятно, видали близко въ своей жизни… вѣдь она — только смерть, не болѣе.

Очень скоро наступилъ часъ, когда мнѣ пришлось вспомнить эти слова въ борьбѣ съ мучительной душевной болью.

Химикъ Летта привлекалъ меня къ себѣ не только той особенной мягкостью и чуткостью натуры, о которой говорилъ мнѣ Нэтти, — но также и своими громадными знаніями въ наиболѣе интересномъ для меня научномъ вопросѣ — о строеніи матеріи. Одинъ Мэнни былъ еще компетентнѣе его въ этой области, — но я старался какъ можно меньше обращаться къ Мэнни, понимая, что его время слишкомъ драгоцѣнно и для интересовъ науки и для интересовъ экспедиціи, чтобы я имѣлъ право отвлекать его для себя. А добродушный старикъ Летта съ такимъ неистощимымъ терпѣніемъ относился къ моему невѣжеству, съ такой предупредительностью и даже видимымъ удовольствіемъ разъяснилъ мнѣ самую азбуку предмета, что съ нимъ я нисколько не чувствовалъ себя стѣсненнымъ.

Летта сталъ читать мнѣ цѣлый курсъ по теоріи строенія матеріи, при чемъ иллюстрировалъ его рядомъ опытовъ разложенія элементовъ и ихъ синтеза. Многіе изъ относящихся сюда опытовъ онъ долженъ былъ, однако, пропускать, ограничиваясь словеснымъ ихъ описаніемъ, — именно тѣ, въ которыхъ явленія имѣютъ особенно бурный характеръ и протекаютъ въ формѣ взрыва или могутъ принять такую форму.