Какъ-то разъ во время лекціи въ лабораторію зашелъ Мэнни. Летта заканчивалъ описаніе очень интереснаго эксперимента, и собирался приступить къ его выполненію.
— Будьте осторожны, — сказалъ ему Мэнни; — я помню, что этотъ опытъ однажды кончился у меня нехорошо; достаточно ничтожнѣйшей посторонней примѣси къ веществу, которое вы разлагаете, и тогда самый слабый электрическій разрядъ можетъ вызвать взрывъ во время нагрѣванія.
Летта хотѣлъ уже отказаться отъ выполненія опыта, но Мэнни, неизмѣнно внимательный и любезный по отношенію ко мнѣ, самъ предложилъ помочь ему тщательной провѣркой всѣхъ условій опыта; и реакція прошла превосходно.
На слѣдующій день предстояли новые опыты съ тѣмъ же веществомъ. Мнѣ показалось, что на этотъ разъ Летта взялъ его не изъ той банки, изъ которой наканунѣ. Когда онъ поставилъ уже реторту на электрическую баню, мнѣ пришло въ голову сказать ему объ этомъ. Обезпокоенный, онъ тотчасъ пошелъ къ шкафу съ реактивами, оставивъ баню и реторту на столикѣ у стѣны, которая была вмѣстѣ съ тѣмъ наружной стѣнкой этеронефа. Я пошелъ вмѣстѣ съ нимъ.
Вдругъ раздался оглушительный трескъ, и насъ обоихъ съ большой силой ударило объ дворцы шкафа. Затѣмъ послѣдовалъ оглушительный свистъ и вой и металлическое дребезжанье. Я почувствовалъ, что непреодолимая сила, подобная урагану, увлекаетъ меня назадъ, къ наружной стѣнѣ. Я успѣлъ машинально схватиться за крѣпкую ременную ручку, придѣланную къ шкафу, и повисъ горизонтально, удерживаемый въ этомъ положеніи могучимъ потокомъ воздуха. Летта сдѣлалъ то же самое.
— Держитесь крѣпче! — крикнулъ онъ мнѣ, и я едва разслышалъ его голосъ среди шума бури. Рѣзкій холодъ пронизалъ мое тѣло.
Летта быстро осмотрѣлся вокругъ. Лицо его было страшно своей блѣдностью, но выраженіе растерянности вдругъ смѣнилось на немъ выраженіемъ ясной мысли и твердой рѣшимости. Онъ сказалъ только два слова — я не могъ ихъ разслышать, но угадалъ, что это было прощанье навѣки, — и его руки разжались.
Глухой звукъ удара, и вой урагана прекратился. Я почувствовалъ, что можно выпустить ручку, и оглянулся. Отъ столика не было и слѣда, а у стѣны, плотно прижавшись къ ней спиной, неподвижно стоялъ Летта. Глаза его были широко раскрыты, и все лицо какъ-будто застыло. Однимъ прыжкомъ я очутился у двери и отворилъ ее. Порывъ теплаго вѣтра отбросилъ меня назадъ. Черезъ секунду въ комнату вошелъ Мэнни. Онъ быстро подошелъ къ Летта.
Еще черезъ нѣсколько секундъ комната была полна народу. Нэтти оттолкнулъ всѣхъ съ пути, и бросился къ Летта. Всѣ остальные окружили насъ въ тревожномъ молчаніи.
— Летта умеръ, — раздался голосъ Мэнни. — Взрывъ во время химическаго опыта пробилъ стѣнку этеронефа, и Летта своимъ тѣломъ закрылъ брешь. Давленіе воздуха разорвало его легкія и парализовало сердце. Смерть была мгновенная. Летта спасъ нашего гостя, — иначе гибель обоихъ была неизбѣжна.
У Нэтти вырвалось глухое рыданье.
IX. Прошлое.
Нѣсколько дней послѣ катастрофы Нэтти не выходилъ изъ своей комнаты, а въ глазахъ Стэрни я сталъ подмѣчать иногда прямо недоброжелательное выраженіе. Безспорно, изъ-за меня погибъ выдающійся ученый; и математическій умъ Стэрни не могъ не дѣлать сравненія между величиной цѣнности той жизни, которая была утрачена, и той, которая была спасена. Мэнни оставался неизмѣнно ровнымъ и спокойнымъ, и даже удвоилъ свое вниманіе и заботливость обо мнѣ; такъ же велъ себя и Энно, и всѣ остальные.
Я сталъ усиленно продолжать изученіе языка марсіянъ, и при первомъ удобномъ случаѣ обратился къ Мэнни съ просьбой дать мнѣ какую-нибудь книгу по исторіи ихъ человѣчества. Мэнни нашелъ мою мысль очень удачной, и принесъ мнѣ руководство, въ которомъ популярно излагалась для дѣтей-марсіянъ всемірная исторія.
Я началъ, съ помощью Нэтти, читать и переводить книжку. Меня поражало искусство, съ какимъ неизвѣстный авторъ оживлялъ и конкретизировалъ иллюстраціями самыя общія, самыя отвлеченныя на первый взглядъ понятія и схемы. Это искусство позволяло ему вести изложеніе по такой геометрически-стройной системѣ, въ такой логически-выдержанной послѣдовательности, какъ не рѣшился бы писать для дѣтей ни одинъ изъ нашихъ земныхъ популяризаторовъ.
Первая глава имѣла прямо философскій характеръ, и была посвящена идеѣ Вселенной, какъ Единаго Цѣлаго, все заключающаго въ себѣ и все опредѣляющаго собой. Эта глава живо напомнила мнѣ произведенія того рабочаго-мыслителя, который въ простой и наивной формѣ первый изложилъ основы пролетарской философіи природы.
Въ слѣдующей главѣ изложеніе возвращалось къ тому необозримо отдаленному времени, когда во Вселенной не сложилось еще никакихъ знакомыхъ намъ формъ, когда хаосъ и неопредѣленность царили въ безграничномъ пространствѣ. Авторъ разсказывалъ, какъ обособлялись въ этой средѣ первыя безформенныя скопленія неуловимо-тонкой, химически не опредѣлившейся матеріи; скопленія эти послужили зародышами гигантскихъ звѣздныхъ міровъ, какими являются звѣздныя туманности, и въ числѣ ихъ нашъ Млечный Путь съ 20 милліонами солнцъ, среди которыхъ наше солнце одно изъ самыхъ маленькихъ.