Красная Звѣзда

— Никогда, — отвѣчалъ Энно: — это была бы фальшивая красота, искусственность, а не искусство.

Въ до-соціалистическія времена марсіяне ставили памятники своимъ великимъ людямъ; теперь они ставятъ памятники только великимъ событіямъ, такимъ, какъ первая попытка достигнуть земли, закончившаяся гибелью изслѣдователей, такимъ, какъ уничтоженіе смертельной эпидемической болѣзни, такимъ какъ открытіе разложенія и синтеза всѣхъ химическихъ элементовъ. Рядъ памятниковъ былъ представленъ въ стереограммахъ того же отдѣла, гдѣ находились гробницы и храмы (у марсіянъ раньше существовали и религіи). Однимъ изъ послѣднихъ памятниковъ великимъ людямъ былъ памятникъ того инженера, о которомъ разсказывалъ мнѣ Мэнни. Художникъ сумѣлъ ясно представить силу души человѣка, побѣдоносно руководившаго арміей труда въ борьбѣ съ природой и гордо отвергнувшаго трусливый судъ нравственности надъ его поступками. Когда я въ невольной задумчивости остановился передъ панорамой памятника, Энно тихо произнесъ нѣсколько стиховъ, выражавшихъ сущность душевной трагедіи героя.

— Чьи это стихи? — спросилъ я.

— Мои, — отвѣчалъ Энно: — я написалъ ихъ для Мэнни.

Я не могъ вполнѣ судить о внутренней красотѣ стиховъ на чуждомъ еще для меня языкѣ; но несомнѣнно, что ихъ мысль была ясна, ритмъ очень стройный, риѳма звучная и богатая. Это дало новое направленіе моимъ мыслямъ.

— Значитъ, у васъ въ поэзіи еще процвѣтаютъ строгій ритмъ и риѳма?

— Конечно, — съ оттѣнкомъ удивленія сказалъ Энно. — Развѣ это кажется вамъ некрасивымъ?

— Нѣтъ, вовсе не то, — объяснилъ я: — но у насъ распространено мнѣніе, что эта форма была порождена вкусами господствующихъ классовъ нашего общества, — какъ выраженіе ихъ прихотливости и пристрастія къ условностямъ, сковывающимъ свободу художественной рѣчи. Изъ этого дѣлаютъ выводъ, что поэзія будущаго, поэзія эпохи соціализма должна отвергнуть и забыть эти стѣснительные законы.

— Это совершенно несправедливо, — горячо возразилъ Энно. — Правильно-ритмическое кажется намъ красивымъ вовсе не изъ пристрастія къ условному, а потому, что оно глубоко гармонируетъ съ ритмической правильностью процессовъ нашей жизни и сознанія. А риѳма, завершающая рядъ многообразій въ одинаковыхъ конечныхъ аккордахъ, развѣ она не находится въ такомъ же глубокомъ родствѣ съ той жизненной связью людей, которая ихъ внутреннее многообразіе увѣнчиваетъ единствомъ наслажденія въ любви, единствомъ разумной цѣли въ трудѣ, единствомъ настроенія въ искусствѣ? Безъ ритма вообще нѣтъ художественной формы. Гдѣ нѣтъ ритма звуковъ, тамъ долженъ быть, и притомъ тѣмъ строже, ритмъ образовъ, ритмъ идей… А если риѳма, дѣйствительно, феодальнаго происхожденія, то вѣдь это можно сказать и о многихъ другихъ хорошихъ и красивыхъ вещахъ.

— Но вѣдь риѳма, въ самомъ дѣлѣ, стѣсняетъ и затрудняетъ выраженіе поэтической идеи?

— Такъ что же изъ этого? Вѣдь это стѣсненіе вытекаетъ изъ цѣли, которую свободно ставитъ себѣ художникъ. Оно не только затрудняетъ, но и совершенствуетъ выраженіе поэтической идеи, и только ради этого оно и существуетъ. Чѣмъ сложнѣе цѣль, тѣмъ труднѣе путь къ ней, и слѣдовательно, тѣмъ больше стѣсненій на этомъ пути. Если вы хотите построить красивое зданіе, сколько правилъ техники и гармоніи будутъ опредѣлять и, значитъ, «стѣснять» вашу работу! Вы свободны въ выборѣ цѣлей, — это и есть единственная человѣческая свобода. Но разъ вы желаете цѣли, — тѣмъ самымъ вы желаете и средствъ, которыми она достигается.

Мы сошли въ садъ отдохнуть отъ массы впечатлѣній. Былъ уже вечеръ, ясный и мягкій весенній вечеръ. Цвѣты начинали свертывать свои чашечки и листья, чтобы закрыть ихъ на ночь: это общая особенность растеній Марса, порожденная его холодными ночами. Я возобновилъ начатый разговоръ.

— Скажите, какіе роды беллетристики у васъ теперь преобладаютъ?

— Драма, особенно трагедія, и поэзія картинъ природы, — отвѣтилъ Энно.

— Въ чемъ же содержаніе вашей трагедіи? Гдѣ матеріалъ для нея въ вашемъ счастливомъ мирномъ существованіи?

— Счастливое? мирное? откуда вы это взяли? У насъ царствуетъ миръ между людьми, это правда, — но нѣтъ мира со стихійностью природы, и не можетъ его быть. А это такой врагъ, въ самомъ пораженіи котораго всегда есть новая угроза. За послѣдній періодъ нашей исторіи мы въ десятки разъ увеличили эксплоатацію нашей планеты, наша численность возрастаетъ, и еще несравненно быстрѣе растутъ наши потребности. Опасность истощенія природныхъ силъ и средствъ уже не разъ вставала передъ нами то въ одной, то въ другой области труда. До сихъ поръ намъ удавалось преодолѣть ее, но прибѣгая къ ненавистному сокращенію жизни, въ себѣ и въ потомствѣ; но именно теперь борьба принимаетъ особенно серьезный характеръ.

— Я никакъ не думалъ, что при вашемъ техническомъ и научномъ могуществѣ возможны такія опасности. Вы говорите, что это уже случалось въ вашей исторіи?