Какъ-то само собою, безъ порыва и безъ борьбы, наше сближеніе привело насъ къ любовнымъ отношеніямъ. Неизмѣнно-кроткая и добрая, Энно не уклонялась отъ этой близости, хотя и не стремилась къ ней сама. Она только рѣшила не имѣть отъ меня дѣтей… Былъ оттѣнокъ мягкой грусти въ ея ласкахъ, — ласкахъ нѣжной дружбы, которая все позволяетъ…
А зима попрежнему простирала надъ нами свои холодныя, блѣдныя крылья, — долгая марсіянская зима безъ оттепелей, бурь и метелей, спокойная и неподвижная, какъ смерть. И у насъ обоихъ не было желанія летѣть на югъ, гдѣ въ это время грѣло солнце, и полная жизни природа развертывала свою яркую одежду. Энно не хотѣлось той природы, слишкомъ мало гармонировавшей съ ея настроеніемъ; я же избѣгалъ новыхъ людей и новой обстановки, потому что знакомиться и привыкать къ нимъ требовало новаго, лишняго труда и утомленія, а я и безъ того слишкомъ медленно шелъ къ своей цѣли. Призрачно-странной была наша дружба-любовь въ царствѣ зимы, заботы, ожиданія…
V. У Нэллы.
Энно еще въ ранней юности была самой близкой подругой Нэтти, и много разсказывала мнѣ о ней. Въ одномъ изъ нашихъ разговоровъ мой слухъ поразило такое сочетаніе именъ Нэтти и Стэрни, которое показалось мнѣ страннымъ. Когда я задалъ прямой вопросъ, Энно сначала задумалась, и какъ-будто даже смутилась, а затѣмъ отвѣтила:
— Нэтти была раньше женой Стэрни. Если она этого вамъ не сказала, значитъ, и мнѣ не слѣдовало говорить. Я сдѣлала, очевидно, ошибку, и дальше вы меня не разспрашивайте объ этомъ.
Я былъ какъ-то странно потрясенъ тѣмъ, что услышалъ… Какъ-будто — не было ничего новаго… Я никогда не предполагалъ, что я первый мужъ Нэтти. Было бы нелѣпостью думать, что женщина, полная жизни и здоровья, красивая тѣломъ и душой, дитя свободной, высоко-культурной расы, могла безъ любви прожить до нашей встрѣчи. Чѣмъ же вызвано было мое непонятно-ошеломленное состояніе? Я не могъ разсуждать объ этомъ, я чувствовалъ только одно, что мнѣ надо знать все, знать точно и ясно. Но допрашивать Энно, очевидно, было невозможно. Я вспомнилъ о Нэллѣ.
Нэтти, уѣзжая говорила: «не забывай о Нэллѣ, иди къ ней въ трудную минуту!» — И я не разъ уже думалъ о томъ, какъ бы повидаться съ ней; но мѣшала отчасти работа, отчасти — какой-то смутный страхъ передъ сотнями любопытныхъ дѣтскихъ глазокъ, которые ее окружали. Но теперь всякая нерѣшительность исчезла, и я въ тотъ же день былъ въ Домѣ Дѣтей, въ Большомъ Городѣ Машинъ.
Нэлла тотчасъ бросила работу, которой была занята, и попросивъ другую воспитательницу замѣнить себя, провела меня въ свою комнату, гдѣ дѣти не могли мѣшать намъ.
Я рѣшилъ не говорить ей сразу о цѣли моего посѣщенія, тѣмъ болѣе что мнѣ самому эта цѣль не казалась ни особенно разумной, ни особенно благородной. Было какъ нельзя болѣе естественно, что я завелъ разговоръ о самомъ близкомъ для насъ обоихъ человѣкѣ; а затѣмъ оставалось ожидать подходящаго момента для моего вопроса. Нэлла много и съ увлеченіемъ разсказывала мнѣ о Нэтти, объ ея дѣтствѣ и юности.
Первые годы своей жизни Нэтти провела при матери, какъ въ большинствѣ случаевъ и бываетъ у марсіянъ. Затѣмъ, когда надо было отдать Нэтти въ Домъ Дѣтей, чтобы не лишать ее воспитательнаго вліянія дѣтскаго общества, Нэлла не могла уже съ нею разстаться, и сначала временно поселилась въ этомъ же Домѣ, а потомъ навсегда осталась тамъ воспитательницей. Это подходило и къ ея научной спеціальности, — она занималась, главнымъ образомъ, психологіей.
Нэтти была живымъ, энергичнымъ, порывистымъ ребенкомъ, съ большой жаждой знаній и дѣятельности. Особенно интересовалъ и привлекалъ ее таинственный астрономическій міръ за предѣлами планеты. Земля, которой тогда еще не удавалось достигнуть, и ея невѣдомые люди были любимой мечтой Нэтти, любимымъ сюжетомъ ея разговоровъ съ другими дѣтьми и съ воспитателями.
Когда былъ опубликованъ отчетъ о первой удачной экспедиціи Мэнни на Землю, дѣвочка чуть не сошла съ ума отъ радости и восхищенія. Докладъ Мэнни она запомнила отъ слова до слова, и потомъ замучила Нэллу и воспитателей требованіями объяснять ей каждый непонятный терминъ этого доклада. Она влюбилась въ Мэнни заочно, и написала ему восторженное письмо; въ этомъ письмѣ она, между прочимъ, умоляла его привезти ей съ земли ребенка, котораго некому воспитывать: она бралась воспитать его самымъ лучшимъ образомъ. Она увѣшала всю свою комнату земными видами и портретами земныхъ людей, и стала изучать словари земныхъ языковъ, какъ только они появились въ печати. Она негодовала на насиліе, которое Мэнни и его спутники примѣнили къ первому встрѣченному ими земному человѣку — они взяли его въ плѣнъ, чтобы онъ помогъ имъ познакомиться съ земными языками; и въ то же время она горячо сожалѣла, что, уѣзжая обратно, они отпустили его на свободу, а не привезли съ собой на Марсъ. Она твердо рѣшила когда-нибудь поѣхать на Землю, и въ отвѣтъ на шутку матери, что тамъ она выйдетъ замужъ за земного человѣка, подумавши, заявила: «очень можетъ быть!»