Романовский тепло улыбнулся и молча показал рукой на скамью, мол, присядем. Немного помолчав, он, прищурив глаза и проницательно глядя в упор в лицо Крестинского, заговорил снова:
-Это будет Ваша первая, разумеется, главная, но не единственная задача, Владимир Алексеевич. Вы оказали нам весьма значительную помощь. Теперь идет основательная зачистка наших штабов, и это крайне важно накануне предстоящих крупных операций. Взятые агенты красных в ходе…следствия, так скажем, указали и на ряд лиц, постоянно вертящихся при Командующем. Прямо, какая-то, простите, камарилья, развелась! Я их гоню на фронт, а они, глядишь, уж снова под ногами. Еще и обижаются! Да где ж я возьму столько войск, чтобы всем дать по полку! Так вот. С Вами едет в штаб Врангеля и некий поручик Харузин. Личность весьма темная и загадочная! За ним нужно установить пристальный контроль. И держите его подальше от Врангеля! Намечаемая нами операция начнется на Маныче, а завершится взятием, наконец, Царицына! В прошлом году мы смогли поднять Кубань, а теперь, слава Богу, и Дон, хлебнув горюшка от красных, подымается! Но, к сожалению, пока мы отвоевывали Кубань, часть донских казаков в прошлом году примкнула к большевикам и являет теперь собой крупные конные группы, например, группа Думенко. Вы, Владимир Николаевич, не только сформируете оперативный отдел штаба Манычской группы, но и начнете создавать там контрразведку. А мы, если потребуется, поможем Вам кадрами. Вот и все, теперь прошу в штаб, займитесь изучением оперативной обстановки в районе сосредоточения наших сил, а это Новоманычская, Полтавское и Бараниковское. Не позднее завтрашнего полудня представите мне Решение на форсирование Маныча. Разведотдел на первом этаже, желаю удачи, подполковник!
…Командир стрелкового полка Гаврилов, лежа в невысокой траве на самой вершине широкого пологого кургана, пристально наблюдал в бинокль за тем, что происходило впереди Бараниковской позиции, на Маныче. Множество мелководных заливов, покрытых порой полностью густыми зарослями камыша, соединялись с высохшими, с солончаком, с вязкой жирной грязью, участками плесов, острыми косами уходившими в водную гладь. Берега были совершенно лишены какой-либо растительности и Маныч ослепительно блистал на уже несколько поднявшемся майском солнце.
Конница белых тянулась через переправу темной нескончаемой массой, то тут, то там колыхались над ней разноцветные знамена сотен, блестела медь полковых оркестров. Огромным цветным ужом эта рать выползала и широко растекалась по северному берегу, по бескрайним солончаковым степям, кое-где покрытым солеными бачагами. Вдруг в небе прорвался и стал неумолимо нарастать высокий протяжный гул. Подняв бинокль, Степан увидел шесть новеньких английских бомбардировщиков, четким строем идущих на северо-восток, сверкая плоскостями на солнце. Переведя опять бинокль на переправу, увидел, как белые дружно разворачивают в их сторону множество орудий. Принялся было считать, но дойдя до двадцати трех, сбился. Сзади раздался шорох, обернувшись, Гаврилов увидел быстро ползущего к нему Остапенко.
-Степа, там тебе вестовой пакет из штаба приволок!
-Иду!– негромко ответил он и покатился вниз, к окопу, на ходу и увлекая за собой и Гришку.
Прочтя содержимое пакета и отпустив вестового, Гаврилов задумчиво всматривался в сторону переправы.
-Ночью к новоманычским их бабы пожрать приносили. Сказывают, белые в станице все начисто заборы посносили, гать, значит, стелить, -Остапенко оскалился, выдавив что-то вроде кислой улыбки, -чей-то душновато, Степа. Мне нынче покойный Лопата, уж на заре, приснился, может, к дождю?
-Может, и к дождю. Не звал к себе, Лопата-то? – Гаврилов, искоса взглянув на Гришку, криво усмехнулся, но тут же помрачнел, -начдив приказывает держать позицию хотя бы до вечера, Думенко на подходе где-то, мол. Да только, я думаю, «Ньюпоры» не зря пошли на Великокняжескую, будут бомбить как раз думенковцев. Ну, а против нас их переправилось не меньше корпуса…Много тяжелой артиллерии, опять же. Устоим ли? До вечера!
Григорий, сняв высокие , несколько стоптанные офицерские сапоги, принялся быстро перематывать портянки. Закончив, он оправился, молодцевато прошелся по окопу и, вдруг повернувшись, бросил Гаврилову:
-А че ж не устоять-то, Гриша? Не с голой жопой стоим! По флангам орудия…Одних пулеметов почти пять десятков штук! Не боись, товарищ комполка! А-а Лопата…Так за Невесту ругался Лопата, что не уберег. О как! А…
-Да я не про то, дурачок, -невесело хохотнул было Степан, -ты погляди вокруг, темнота! Кто у нас в обороне, не пополнение ли из местных? Правильно, они. Бараниковские, новоманычские, полтавские, с безугловских и пишвановских хуторов… Ну, а как вжарят сейчас по нам беляки из тяжелых пушек, то побросают они и пулеметы, и нас с тобой, Гриша, да к своим бабам под подолы и поховаются, вот чего лично я опасаюсь! Не впервой.
-Твоя правда. Иди-ка, командир, в блиндаж, там хлопцы кипяток заделали-и-и! Дай бинокль, я постою.