Читаем Красное каление. Роман. Том первый. Волчье время полностью

-Ну, как генерала пусть его судит Верховный, -усмехнулся Иван Павлович, -меня же интересует его фигура, личность в общем, ну, как…человек, которому мы доверили почти половину наших сил и дали конкретную дирекцию движения- Царицын, а это непростой орешек! Его в прошлом году Краснов трижды пытался взять, и не смог. То распутица мешает, то некий Жлоба ударит в спину… Вы меня понимаете? Ведь Главный штаб скоро окажется за пятьсот верст от Врангеля, в Ростове.


Владимир, подойдя к окну, задумался, невольно и рассеянно наблюдая за проходящими через площадь частями.


-Умен и дерзок- мастер маневра. Когда Думенко погнал астраханцев, сумел так ювелирно развернуть ему во фланг корпус Покровского, что тот немедленно прекратил преследование и отступил, опасаясь окружения. Что еще? Жесток? Да, жесток! Когда у тех же астраханцев начдив Зыков был ранен, выбиты все командиры полков и их части расстроились, они толпами и в одиночку побежали в тыл. Врангель тут же сформировал заградотряд из своего конвоя, выслал его на переправы и приказал собирать беглецов, беспощадно расстреливая на месте трусов и паникеров. А как иначе?– Крестинский вопросительно посмотрел в глаза собеседника, жадно внимающего каждому его слову и продолжал: -Седьмого числа, прибыв с ним в только что занятую Великокняжескую, в штабе генерала Шатилова мы наткнулись на только что пойманных на месте грабежа пятерых конников Горской дивизии, арестованных за мародерство мирного населения. Врангель приказал военно-полевому суду их немедленно повесить на главной площади в назидание остальным, причем не снимать сутки! Жестоко, но красные стреляют и вешают не меньше нас.


-Я думаю, что гораздо больше. Ну хорошо, подполковник, а как Ваша контрразведка?


-Пока, Ваше превосходительство, удалось только начать организацию отдела, не было времени…Да и кадры туда надо подбирать…очень тщательно. Вот,– усмехнулся Владимир, -поручик Харузин просился…


-Харузин…,-Романовский на минуту задумался, отвернувшись к окну, -Харузин! А я ведь совсем выбросил его из головы! Надо напомнить о нем…


В эту минуту зазвонил телефонный аппарат. Романовский, сняв трубку, коротко ответил, что выезжает и заторопился, одевая  полевую фуражку:


-Едемте  со мною, Владимир Алексеевич, Покровский, наконец, собрал всех плененных в Великокняжеской операции в одном месте. Сейчас идет их сортировка, но нас  интересует, в первую очередь, командный состав.


     …Длинные, в десять шеренг, ряды пленных красноармейцев, опустив головы, под полуденным солнцем понуро ожидали на площади решения своей участи. На многих белели грязные повязки бинтов, некоторых товарищи поддерживали под руки. Было приказано построиться по полкам. Степан, ослабленный большой потерей крови, держался на ногах только благодаря поддержке Гришки да еще одного бойца из их сильно поредевшего полка. Сломанная в двух местах рука ныла и дергала под наскоро наложенной шиной. Его тяжелая, с  мокрыми волосами голова бессильно висела на груди, но когда по рядам прокатился глухой гомон, что идут, мол, генералы, он, делая значительное усилие, все же поднял мутные глаза.


  -Гляди-ка, Гришка… Или…я… это, сильно контуженный….,-Гаврилов слезящимися своими глазами сразу узнал среди подходящих офицеров Крестинского, -или ты…, твою мать, и правда,…дурак, каких…поискать. Хорошо…гляди!


Гришка, повернув голову, отшатнулся, как от нечистой силы и  дернулся от неожиданности, тоже вдруг угадав своего, изуверски казненного зимой, «офицерика», и у него невольно вырвалось: -В-вижу!..Так я ж его, тады…Э-эх…Брат! Може, брат… это его, а? Близнец, а? Хлопцы, а?..Есть же…,– он, беспокойно вертя головой, округлившимися глазами  вопросительно смотрел то на одного соседа, то на другого, но те не понимали, о чем разговор и отворачивались.


-Отвернись… хотя б, скройся, дурило…-с трудом выдавил Гаврилов, -ведь узнает, и…пять минут не проживешь…


Здоровенный казак из личного конвоя генерала Покровского, в новой черкеске, с сияющими галунами, выйдя на середину площади, громовым басом прокричал, стараясь перекрыть ворчащий гул тысяч глоток:


-А ну слухать сюды, вражье племя!! Приказано, красные суки, чтоб с вами особо не церемониться! Понятно?! Приказано, чтобы…, те, которые  насильно большевиками мобилизованные, которые были только в боях, а не более, другой крови на руках не имеют, те нехай сейчас же выходють, для них  будет  ам…ни-сти-я! Во-от! Приказано им записываться…в армию! Генерала Врангеля! Ежели есть таковые – выходи-и!!


Ряды шевельнулись, из них робко выступили первые добровольцы. Их, не более трех сотен человек, построив в отдельную колонну, как было указано офицером конвоя, после пересчета тут же увели с площади.


-Слухай  сюды,  далее!! –казак, вдруг нахмурясь,  сузил глаза в тонкие щели, его лицо стало каменным, -есть ли среди вас, нехристи, как то: командиры, комиссары, ну и другое какое…сучье племя, прости, Господи?! Таковые, тоже, выходи! Всех касаемо! Приказано, за каждого выданного большевика, прощение…преступлениев, воля  и награда!!


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза