Читаем Красное каление. Роман. Том первый. Волчье время полностью

– В Богучаре, Оленька, впервые столкнувшись с красными разъездами и  потеряв убитым первого спутника, мы, переписав каждый себе, зашили в погон те важные документы, которые везли…Не знаю, почему именно- в погон, но так решил  наш старший, полковник Мезенцев. И, как показала жизнь, не напрасно!


Он умолк, ибо один из сопровождавших, молодой казачок, подойдя почти вплотную, весело спросил: – Что за речка это, ваше благородие? Узкая да быстрая!


– Речка эта -Татарка,– Крестинский посерьезнел и поднялся, -скажи станишникам, пусть поят лошадей, через десять минут выступаем!– и, повернувшись к Ольге, выдержав паузу, коротко сказал: -Это секретные списки красных агентов, работающих в наших штабах!


-Что, есть и такие?– она скептически усмехнулась.


-На войне, как на войне, дорогая…Обещай же мне, что если со мной…Ну ты понимаешь! Запомни: список в правом погоне.– И, возвысив голос в сторону казаков, воскликнул: -Что ж, братцы, по коням! Время торопит!


Всю дорогу Ольга ехала молча, о чем-то раздумывая. А на следующем привале, когда казаки, наконец, угомонились, отведя Крестинского в сторону, тихо сказала:


-Владимир, ты не должен этого делать.


-Что, Оленька? –не понял вначале  тот, но взяв ее за плечи , встретил горящий настойчивый взгляд. Ольга глаз не отвела и раздельно сказала:


-Ты не должен…выдавать этих людей! Их тут же казнят!


Крестинский опустил голову и, взяв ее за ладонь, молча пошел  в меркнущую на закате, затихающую  степь. В его душе тоже, все эти месяцы, боролись две мысли, два начала, два исхода. Но как он не размышлял, какие доводы не приводил и с той, и с другой стороны, долг офицера, боль за поруганную Родину, всегда одерживали верх.


-Дорогая, я тебя впервые, да-да, впервые после…нашей встречи, не понимаю. Вернее, я понимаю, что…Да! Возможно, их казнят. Но не сразу, будут же разбирательства. И потом, бывают ведь и двойные агенты… Но ты… Потерявшая от их рук отца!…Хотя, нет-нет. Я не взываю к лютой ненависти и мести, мы православные люди, а не какие-нибудь… абреки! –он смолк и глубоко задумался. Степь огласилась свирельным треском тысяч цикад, воздух посвежел, но росы еще не было. В темном небе вдруг засияли россыпи тысяч звезд, четко обозначился туманный мерцающий крест Стожар. Ольга тоже думала о чем-то своем. Они стояли, прислонившись спина к спине, но крепко держась за руки. Владимир тихо говорил, глядя в небеса:


-Видишь ли, родная… Идет война, страшная, междоусобная,гибнут тысячи русских людей. Агент, работающий в штабе, в нашем штабе, говорю это, как человек военный, наносит урон подчас гораздо больший, чем полнокровная дивизия или армия! И урон этот исчисляется отнюдь не только в екатеринках! Он исчисляется в зря загубленных человеческих жизнях, в неподдающемся никакому учету горе матерей, вдов и сирот! Что зашито у меня в правом погоне? Так, бумажка? Нет! Это смерть, прости за тривиальность, двух десятков в обмен за жизнь тысяч и тысяч! И не просто- солдат и офицеров, а наших соратников, воюющих во имя России! Ты понимаешь ли меня?


Обратно они шли молча, взявшись за руки и думая каждый о своем.



                Глава  третья



    … -Ваше Превосходительство, Антон Иваныч, к Вам штабс-капитан Крестинский, очень просит принять по важному делу! – начглавштаба генерал-лейтенант  Романовский с серьезным сосредоточенным лицом вошел в кабинет Деникина, -вопрос этот для нас крайне важен.


-Важен?– Командующий, опустив очки и оторвавшись от небольшой карты-пятиверстки, исподлобья посмотрел на начштаба, – что за вопрос и, как Вы сказали…штабс-капитан, э-э… Из какой он дивизии?


-Крестинский, и он… после ранения, Антон Иваныч! Пока у нас не служил.


-Что ж, просите, Иван Павлович, раз считаете, что нужно. Кстати, все ли готово к переброске нашего штаба в Торговую? И какие вести от Врангеля?


-Так точно! Тронемся, я полагаю, тридцатого, поездом до Торговой, дальше на автомобилях,  Антон Иваныч. Формирование нашего штаба, в основном, закончено, в том числе и оперативная часть генерала Май-Маевского. Генерал Врангель просит Ваше разрешение прибыть уже в Торговую для личного доклада!


– М-м, не понимаю, я полагал, что все вопросы, э-э, уже решены…Ну да ладно, передайте Петру Николаевичу, что жду его второго мая в Торговой!


Рабочий кабинет Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России располагался на втором этаже какого-то общественного здания и был обставлен крайне скромно. Владимиру бросились в глаза затертые , вероятно, сотнями сапог посетителей, лоскутные половики и стопы штабных бумаг, сложенные на скамьях, табуретах и прямо на полу. Во всем чувствовались какие-то вокзальная временность и казенность.


Выслушав полагающийся доклад Крестинского, он тут же развернул поданный Романовским список и углубился в чтение:


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза