Сначала я хотел поехать на Поварскую, разнести там все, разбить рояль, а потом подумал – это же будет как
Потому что у нас вообще не было принято книжками обмениваться, и помню ее странное лицо в тот момент, когда я положил так и не прочитанную повесть на стол.
Поэтому я никуда не поехал, переждал ночь, а на следующий день ты нашла диктофон, очень кричала, потом собрала вещи и переехала к этому мужчине. Слышал потом, что у вас что-то не задалось, что ты вынуждена была вернуться в ту самую школу, откуда сбежала пять лет назад, но мне это уже было безразлично, совершенно, совершенно безразлично.
Семена
Он попросил ее остаться, когда она зашнуровывала кроссовки, чувствуя, как песчинки-чешуйки грязи остаются на руках (надо помыть руки, но ведь не здесь же; дома обычно тщательно следила за кроссовками, мыла над ведром: отдраивала подошвы, но тут, опьянев от нового города, тропинок, резко уводящих вниз, к Волге, окруженной яблоневыми садами и разномастными домиками, на крышах которых сидели кошки, не могла себя заставить сделать что-то привычное, рутинное. Захотела даже изменить прическу – не прямой пробор, а какой-то еще. Долго стояла перед зеркалом, примеряла; но ей ничего не шло, кроме прямого).
Она осталась, и они трогали друг друга перед выключенным телевизором, а потом, когда она вышла из его номера и пошла вниз к мужу, поминутно подносила раскрытую ладонь, проверяла: пахло ясеневыми семенами.
Известная в прошлом
– А вы разве не знаете, что случилось? – спрашивает у него следователь. Он сидит на деревянном стуле напротив, знает, что нужно быть откровенным и прямым, чтобы они ничего такого не подумали. Он ничего и не делал.
– Только слышал, подробностей не знаю.
– Мы можем показать фотографии. Если хотите.
– Не хочу.
Следователь кивает.
– Я бы и сам не хотел смотреть. Вы можете, ничего. Скажите, вы кого-нибудь подозреваете? Ну, мог кто-нибудь сделать такое?
– Нет.
– Может быть, она с кем-то была в ссоре? С нынешним молодым человеком?
– Мы не общались десять лет. Не знаю, кто
– Но десять лет назад она была вашей женой.
Была, да.
Не разговаривали, разошлись спокойно и тихо, он даже не знал, с кем она сейчас живет, но знал, что живет, хотя никогда не встречал в «Пятерочке» или возле рынка. И в парикмахерскую она не ходила, и в Сбербанк – будто ничем не жила, будто ничего не надо было. Но на окна ее родительской квартиры поглядывал, конечно. Там свет горел, угасал, вспыхивал. Иногда света не было несколько недель, думал тогда – наверное, уехала отдыхать к морю, которое так любила, на которое у него вечно не было денег. А пару лет назад перестал смотреть и на окна.
Только недавно, листая какой-то новостной паблик, увидел заголовок:
Дальше не стал читать, внутри что-то заныло – глухо и не по-настоящему, как давным-давно удаленный зуб. Сразу подумал, что позвонят
Тигры
Зажигалка сломалась, но где-то были спички – кажется, во втором ящике. Она проверяет, шарит рукой вслепую: коробок, фольга для запекания, старый пластиковый половник, еще что-то. Она вытаскивает маленькую фигурку веселого тигра
Она кладет его на стол перед собой и вспоминает – да, тогда был конец декабря и они возвращались из магазина в квартиру родителей, в которой те уже почти накрыли новогодний стол.