Красные листья Гомбори. Книга о Грузии

Полудрёма сменит дрёму,
И в обыденном бреду
Я по городу ночному
Снова мысленно пойду.

Старый город – в тихой буре

И минувшим затемнён,
И застыл в комендатуре
Крик неведомых времён.

Эти пиршества, аресты

Понаслышке знаю я,
Участь отнятой невесты,
Старший друг, – печаль твоя.

Нет тебя. Ушёл, ославлен.

Мир становится пустей.
Но в наследство мне оставлен
Сгусток жизней и смертей.

Память, ставшую судьбою,

Принимаю, не кляня,
И несу ещё с собою
То, что было до меня.

Ната Вачнадзе

Чернота, окрыленная светом…

А.Т.

В сизых сумерках Тифлиса,
В зыби чёрного вина
Мне грузинская актриса
Всё мерещится одна.

Я её не видел въяве

И влюблялся лишь в кино.
Был я мал, она уж в славе,
Это была так давно.

Так вот в звуках мухамбази[11]

,Разрывающих сердца,
Сохранялась на Кавказе
Прелесть древнего лица.

Не такую ли к Тимуру

В паланкине привезли?
Что там, прочь литературу,
Не в такой уж ты дали!

На тебя ещё Лаврентий,

Щурясь, глянул, гамадрил.
Рвался к блеску и легенде
Кто бы позже ни царил.

На безногого поэта,

На российского поэта
Пала тень ресниц твоих…
Что сказала власть на это
И какой родился стих?

Над земным его скитаньем,

Расцветая, встала ты
Невозможным сочетаньем
Красоты и доброты.

Лёгкой девочкой подростком

Вечно ты к нему летишь
По ступеням и подмосткам
Мимо взвихренных афиш.

Ладо

Был в плену. Мог бы сразу в загоне пропасть,
Но в ревире, пройдя процедуры,
Был зачислен в грузинскую бравую часть,
Охранявшую комендатуры.

Форму жгли, выдавали другую без слов,

Принималась другая присяга.
Всё же вряд ли кого-то он сталкивал в ров,
Одинокий и тихий бродяга.

А потом Колыма и дорога в Тайшет,

И рутина тюрьмы и метели.
Ну, а в оттепель, вспомнив, что был он поэт,
Земляки, разыскав, отогрели.

Я любил его. Столь с ним несхожий, привык

К этой грустной улыбке, к душевному складу.
Жаль, он рано ушёл. Но на этот язык
Перевёл «Илиаду».

Подруга