Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор

Лучше вышло с привлечением повстанческих кадров на борьбу с поляками и белыми: неудачная война с Польшей и упорные тяжелые бои за Крым потребовали экстренного пополнения РККА. В патриотическом порыве, а также понимая, что с возможностью вольно существовать в качестве боевых отрядов в тылу большевиков покончено, во второй половине 1920 года около 15 тыс. экс-партизан стали красноармейцами и были отправлены на врангелевский и польский фронты[2601]. Власти, формируя части из повстанцев-добровольцев, вместе с тем опасались сосредоточивать их массы в губернских центрах. Так, президиум Алтайского губоргбюро РКП(б) 22 мая того же года, обсудив доклад видного партизана Ф. И. Архипова о формировании партизанского полка, постановил признать «политически нецелесообразным формирование полка партизан в Барнауле, а целесообразнее в каком-либо другом месте»[2602].

Сибирские власти старались держать партизан в ежовых рукавицах. Часть повстанческих главарей приняла эту политику, другая – сопротивлялась. Мамонтовец Р. П. Захаров, являясь врид командира 1‐го запасного Алтайского полка, был уволен из РККА с 19 февраля 1920 года. По мемуарам Захарова, уже в апреле его бывший полк, состоявший в основном из крестьян Боровской, Воронихинской, Новичихинской и Зеркальской волостей и переброшенный в Семипалатинск, почти весь разбежался с оружием, после чего «пошли брожения партизан в селах». По дороге в Барнаул один из видных партизан сказал Захарову, что «ребятки» готовятся восставать против регулярных частей РККА. В Барнауле Захаров встретился со своим преемником в запасном полку Н. Н. Кожиным и командиром 3‐го Бутырского полка Н. И. Кашировым, обнаружив у них сильное недовольство советскими порядками. Они предложили Захарову пройтись по учреждениям: «Сам узнаеш[ь,] как на тебя посмотрят».

В губревкоме Захаров, общаясь с Е. Мамонтовым, И. Громовым, Ф. Архиповым, рассказал про настроения Кожина и Каширова. После этого Кожина, Каширова и Д. Блынского вызвали в губревком, где Игнатий Громов двум последним «сделал нотацию» насчет того, что они «немножко заблудились». А Кожин, проигнорировавший приглашение, на другой день был арестован и отпущен после разговора Захарова с главой губревкома В. Аристовым. Зато вскоре были арестованы Ф. Д. Плотников и Сопин, хотя последнего почти сразу освободили, причем Захаров ходатайствовал и за него[2603]. Командир небольшого отряда на Алтае Е. Г. Аниконов в январе 1920 года был арестован и судился трибуналом «за несвоевременное разоружение партизанского отряда», но оказался оправдан и впоследствии отправлен на польский фронт[2604].

Тревожась за настроения популярных повстанческих вожаков, Сиббюро ЦК 11 июня 1920 года указало на то, что ряд губкомов нетактично отнесся к партизанским лидерам. На другом заседании Сиббюро постановило для изживания партизанщины втягивать «авторитетов» в советскую работу. Сибревком 7 мая того же года решил выделить на восстановление хозяйств, разоренных войной (прежде всего партизанских), 95 млн рублей[2605]. Однако часть партизан сразу запротестовала против политики военного коммунизма: 24 июня председатель Горно-Алтайского райревкома В. И. Плетнёв, выступая на губернской конференции РКП(б), назвал продовольственную политику «неправильной» и предложил не запрещать свободную торговлю. По словам тогдашнего продагента Шебалинской волости, Плетнёв часто отменял «для многих селений разверстки по основаниям якобы чрезмерной тяготы наложения и несправедливости таковых ввиду разоренности населения войной»[2606].

Всего в части РККА и ВОХР влилось свыше трети сибирских партизан[2607]. К лету 1920 года ни одного самостоятельного партизанского соединения в Сибири не осталось. Но это вовсе не означало, что партизанщина исчезла как политический и общественный феномен, – повстанцы-пассионарии не могли раствориться бесследно даже на сибирских просторах. Наличие массы бывших партизан, являвшихся фактическими хозяевами на очищенных ими территориях, было, по мнению Сиббюро ЦК, серьезным осложняющим фактором, налагавшим особый отпечаток на партийную работу в Сибири[2608]. Между тем, согласно давней монографии В. И. Шишкина, якобы лишь «незначительная часть партизан из 4‐го корпуса М. С. Козыря, отрядов П. К. Лубкова и Г. Ф. Рогова, находившихся под влиянием анархистов и эсеров, отказалась подчиняться советским органам»[2609]. Партийно-советские органы постоянно сообщали об анархистских поступках, часто откровенно криминальных, со стороны структур власти, сформированных партизанами.