В партизанских частях, зачисленных в РККА, почти сразу началось массовое дезертирство. Толпы бывших повстанцев, покинувших РККА и вернувшихся домой, продолжали увлеченно и безнаказанно грабить и убивать «колчаковских гадов». Сформировавшиеся в течение 1920 года коммунистические ячейки, в основном из партизан, проводили во многих местах настоящий массовый террор, не затихавший до конца 1922 года. На Дальнем Востоке партизанский бандитизм тоже широко и повсеместно процветал до конца 1922 года и был заметен до середины 20‐х годов.
Партийные лидеры – от уездных до общесибирских – много усилий уделяли тому, чтобы избавиться от партизанщины. Им не нужны были политические конкуренты, спаянные боями и готовые чуть что схватиться за оружие. Так, первое время в Семипалатинском губбюро РКП(б) два из трех мест занимали партизаны-агитаторы П. Коваленко и А. Бобра, но затем их вытеснили ставленники центра[2610]
. Много усилий потребовали нейтрализация и поглощение партизанских органов власти – сельских и волостных ревкомов, советов и ревштабов, особенно в Алтайской губернии. Впрочем, сначала их терпели, поскольку параллельная работа по созданию ревкомов и коммунистических организационных бюро только развертывалась.Сибирский походный ревком, составленный из двух политотдельцев 5‐й армии, ища легких путей, велел переименовать партизанские органы власти волостного уровня в ревкомы, и до февраля 1920 года они, пока строился большевистский аппарат, благополучно существовали. Затем эти ревкомы стали вливать в официальные органы власти[2611]
. Но, за отсутствием должного числа коммунистов, многие низовые ревкомы так и остались лишь переименованными, с прежним партизанским руководством и соответствующей политикой. (Чрезвычайная по сути основа низовой власти сохранилась на всей территории региона и в последующем: переход власти «от ревкомов к выборным Советам принципиально не изменил методов управления, и Советы решали проблемы в том же направлении и теми же методами, что и ревкомы»[2612].)В конце июля 1920 года И. П. Павлуновский сообщал Президиуму ВЧК:
По свержении Колчака остро встал вопрос – кто станет у власти в Сибири: те ли, кто в течение двух лет вели героическую борьбу с Колчаком на внутреннем фронте, т. е. партизаны, или коммунисты и советские работники центральной России. Совершенно естественно, что власть по Сибири перешла не к партизанам (партийным и непартийным), лишенным элементарного опыта в советском строительстве, а к коммунистам и советским работникам центральной России. Партизанам и их вождям в строительстве [Советской] Сибири досталась третьестепенная и абсолютно не руководящая роль. С таковым положением не могла мириться часть партизанских вождей и партизан <…> [ибо] великая третья сила – крестьянство – оттесняется коммунистами от власти, и те места в советском правительстве, которые, по мнению партизан[,] должны были бы занимать их вожди, занимаются спецами, с которыми партизаны боролись всего несколько месяцев тому назад. Среди партизан советская политика коммунистов стала истолковываться как политика измены революции. Наиболее обывательски настроенные вожди партизан и мелкобуржуазное партизанство начали относиться к коммунистам центральной России как к самозванцам. Этим объясняется факт посылки [Г. Ф.] Роговым делегации к тов. Ленину с жалобой на угнетателей-коммунистов[2613]
.