Я вскочила с кровати так стремительно, что едва не потеряла равновесие от накатившего головокружения, но это быстро прошло. Мгновение спустя я уже стояла у окна, едва не прижимаясь к нему носом, и глядя на площадку перед домом. Там Мэл, судя по всему, как раз уложил вещи в багажное отделение и уже открыл дверцу заднего сиденья для Шелтера.
Вскоре в поле моего зрения появился и сам генерал. Как всегда в военной форме и фуражке, он медленно шел к повозке, натягивая на руки черные перчатки.
Сердце тревожно встрепенулось. Он уже уезжает? Так рано? Даже не дождался меня на завтрак? Впрочем, учитывая наше расставание накануне, последнее было вполне понятно, но меня снова обуяла злость. Злость, раздражение и сомнение.
Однако сегодня, на свежую голову, я быстро поняла, что злюсь не на Шелтера, а на его отъезд. На то, что он снова окажется далеко и будет рисковать жизнью, а я буду сидеть в его имении и сажать цветочки, не имея ни малейшего понятия, как он там, что с ним. Сидеть и бояться, что ночью меня разбудят и торопливо поведут куда-то, чтобы я успела попрощаться. Я злилась, потому что ничего не могла с этим сделать. Мне хотелось кричать и выть от собственного бессилия и от страха.
И поэтому хотелось найти повод злиться и на него тоже. Повод усомниться в том, что происходит между нами. Повод любить его меньше. Какой угодно, лишь бы ослабить эту связь, что за несколько дней связала нас крепче нитей той черной паутины, что едва не убила его.
Вот только не помогло. Он все равно уезжал, а мне все равно было страшно и больно. И от мысли, что мы снова расстались на нервной ноте, пусть и без взаимных угроз, сердце ныло еще сильнее.
Почему он не пришел вчера? Почему не сделал шаг навстречу, не попытался убедить меня в том, что мои страхи – это просто глупость? Обиделся и не захотел? Или потому что мои предположения попали точно в цель, и он решил не тратить время, раз уж все так сложилось? Решил дать мне «насладиться» собственными переживаниями, страхами и чувством вины, которое уже поднимало голову, чтобы потом я была более податливой?
Великий Тмар, как же понять, что им движет: искренние чувства и эмоции или он просто умело манипулирует мной?
Шелтер дошел до повозки и даже снял фуражку, как делал перед посадкой, но на заднее сиденье так и не забрался, только бросил фуражку на него. Что-то сказал Мэлу и захлопнул дверцу. Возница только пожал плечами и кивнул. Они оба привались спинами к металлическому корпусу, Шелтер достал из кармана портсигар, раскрыл его и протянул Мэлу. Тот с заметным волнением и трепетом вытащил длинную коричневую сигарету, понюхал ее и поднес ко рту. Вздрогнул, когда кончик сигареты вспыхнул пламенем, и рассмеялся. Шелтер лишь улыбнулся, тоже затягиваясь ароматным дымом. Отсюда я, конечно, не могла почувствовать запах, но и так хорошо его знала.
Они о чем-то говорили: эхо приглушенных голосов разносилось в утренней тишине, но слов было не разобрать. Шелтер явно задавал какие-то вопросы, на которые Мэл с удовольствием отвечал, и кивал в знак понимания или согласия с чем-то.
А потом он повернул голову и посмотрел на мое окно. Его лоб хмурился, в глазах застыла плохо скрываемая тоска. Он несомненно заметил меня, но не подал вида, не помахал рукой и даже не кивнул в знак приветствия. Просто посмотрел.
Я отпрянула назад и бросилась к двери, забывая про тапочки и едва успевая стянуть со спинки стула халат. Бегом преодолела коридор, путаясь в рукавах, едва не упала, перескакивая ступеньки лестницы.
Улица встретила меня осенним холодом и сыростью, камень крыльца обжег ноги, но я едва заметила это.
– Оллин! – крикнула, потому что Шелтер уже снова смотрел в другую сторону.
Он встрепенулся и стремительно повернулся ко входу. Отбросил в сторону недокуренную сигарету, обогнул повозку и торопливо зашагал обратно к крыльцу. На лице его было написано облегчение.
Я не выдержала и сбежала по ступенькам вниз, теперь уже чувствуя ледяную поверхность камня всей стопой, но отмахиваясь от этих ощущений. Бывало и хуже. К тому же секунду спустя Шелтер подхватил меня, обнимая и приподнимая над землей. Я крепко обхватила его руками за шею, торопливо целуя в пахнущие табаком губы.
– Прости меня, – пробормотала чуть отстраняясь. – Прости…
– Я думал, ты так и не выйдешь… – услышала в ответ шепот, смешанный с тяжелым дыханием.
– Я просто так не хотела, чтобы ты уезжал…
– Только зачем же ты… босиком…
– Пожалуйста, береги себя, потому что если ты умрешь, я тоже умру…
– Простудишься ведь… холодно…
Я покрывала поцелуями его лицо, ловя ответные торопливые поцелуи, наши голоса переплетались, дыхания перемешивались, кажется, я всхлипывала, а он держал меня на весу, чтобы мои ноги не касались холодной плитки, и, наверное, ему было тяжело и неудобно, но Шелтер не жаловался.