Красные валеты. Как воспитывали чемпионов

Командиры рот не идут спешным шагом, а все бегут трусцой и за несколько шагов останавливаются, вытягиваются и, отдавая честь, докладывают о прибытии. Генерал, дождавшись всех, говорит им что-то своё служебное, после чего командиры рот, отдавая честь, круто развернувшись на каблуках, расходятся по своим ротам.

К торжественной проверке готовимся по особому счёту. В самоги можно глядеться. Пуговки на чёрных гимнастёрках горят огоньками, хотя они под шинелями. Отполированы козырьки фуражек и даже пуговки фуражных ремешков. Взводные буквально обнюхивают — чтоб ни единой соринки на шинели или пятнышка на сапоге.

В такие дни не все официантки и лаборантки спешат домой. Они стоят кучками у нескольких подъездов. Им всё это нравится, но главное — это марш. Его открывает 1-я выпусканя рота. Безукоризненно ровными рядами идут равнением направо стройные 17-летние и 18-летние юноши. Они все такие ладные, хорошо отренированные, белозубые — кажется их несёт божество самой жизни…

Дежурный по училищу выкрикивает:

— Приступить к проверке!

Каждый командир роты строевым шагом выходит к первой шеренге своей роты и, повернувшись и приняв положение «смирно», начинает перекличку. Закончив, строевым шагом направляется к дежурному по училищу с докладом. После поочерёдно выстраиваются за Филимоновым, но тоже на полшага сзади. Приняв все доклады, дежурный выпевает команду: — Учи-ли-ще, смирно! Ра-а-внение на средину! — И печатая шаг, подходит к начальнику училища с докладом.

Здесь действуют вековые воинские обычаи. Командиры рот не тянутся по стойке «смирно», но стоят подтянуто неподвижно, у всех чуть напряжённые лица: а как-то пройдёт их рота…

После докладов дежурный снова выпевает команду:

— Учи-ли-ще! Кру-у-гом! Оркестр, играть зарю!

Поворот нужен, дабы мы видели угасающий день, уже окрашенный алой зарёй.

Оркестр исполнят особую музыку, подобающую только данному случаю.

Следует команда дежурного:

— Учи-ли-ще! Кру-у-гом!

Обычно следуют команды для торжественного марша, и мы проходим рота за ротой мимо начальника училища. Но в эту последнюю майскую пятницу (ещё холодновато, и все в шинелях) он подошёл к нашей выпускной роте и заговорил зычно, строевым голосом, но полным высокой торжественности:

— Товарищи суворовцы! Дорогие мои выпускники! Близится час расставания. После экзаменов вы будете направлены в соответствующие военные училища и через два — три года станете лейтенантами нашей доблестной Советской Армии. Не посрамите высокого звания воина. Вы должны быть людьми из стали. Преданность ваша должна быть недоступна огню. Вы — опора народа! — Голос у генерала низкий и глубокий. Даже кашель оставляет его в эти мгновения. — Нам чужой земли не надо, но своей клочка не отдадим! Запомните: без армии нет государства, не станет и народа! Никакой пощады отступникам и изменникам! Всегда быть опорой народа! Чтоб никогда нагайка угнетателя не посмела подняться над нашими людьми. И ещё запомните, вы ведь солдаты, на плечах у вас погоны: если русский убит, он должен падать вперёд, на своего врага! С великой верой в победу ведите свои будущие батальоны, полки, дивизии в бой — и вы всегда будете побеждать! Родина даст вам знания и лучшее оружие. Слава великому Сталину!

Высоко в небо расходится наш крик «ура», уже больше похожий на боевой клич.

Генерал и полковник отдают нам честь.

Генерал поворачивается к дежурному:

— Командуйте.

— К торжественному маршу! Знамённый взвод прямо! Учи-ли-и-ще, на-а-пра-во! Ша-а-гом… марш!

И с последним звуком слова тишину оглашают первые такты старинного русского марша…

Генерал подносит руку к козырьку. За ним — все офицеры, что стоят за его спиной.

Чёрные колонны взводов, словно вычерчены линейкой. Под удар барабана — левой, левой!..

Мы верны тебе, Россия!

Мы будем жить вечно!

Мы будем всегда!

Часть II. Волга

Я засиделся на палубе и незаметно весь ушёл в недавно прочитанную книгу итальянского офицера Цезаря Ложье о Бородинской битве. Что остаётся в этой темени, как не вспоминать книги. Опыта жизни у меня с ноготок. Его заменяют книги: необъятный непознанный мир.

«Крики командиров и вопли отчаяния заглушались пальбой и барабанным боем. Густое чёрное облако дыма, смешавшегося с парами крови, совершенно затмило солнце, В одно и то же время взорам представлялись день, вечер и ночь…»

Оборачиваюсь на стук сапог, поди, Шубин — подвигаюсь, чтоб ему было удобнее сесть.

— Ваше счастливое число? — так и есть, узнаю я голос гвардии старшего сержанта: он наполовину поднялся из трюма и теперь стоит: ухмылка во все зубы. А они у него, чёрта, белее снега…

— Двадцать одно!

— Очко, стало быть! А перебора не трухаешь?

— Нет.

— А ежели ещё взяточку? — Иван протягивает воображаемую колоду,

— Нет. — Я как бы раскидываю карты. Веду ладонью. Видишь, опять очко!.. Кого присмотрел?