«Хорошие отношения» строились за счёт России, с прицелом на захватническую политику Японии по отношению к России, а после — Советскому Союзу.
Как иначе расценить такой вот призыв нобелевского лауреата (именно призыв, а не слова воспоминаний):
«Не обязаны ли они (японцы. —
«Чудесный подвиг» — это победа Японии над «монголам XIII века» — царской Россией в 1905 году. Такое мог сочинить лишь только тот, кто всем сердцем ненавидел Россию. Тут и незнание истории, скорее намеренное её извращение. Ведь монголы Батыя разгромили русские княжества в XIII веке, превратив в пепел русские города и сёла, истребив почти всё мужское население, впрочем, не жалели и женщин — погром оказался настолько жутким, что память о нём и по сию пору жива в памяти русских. Так какое отношение имела Россия к «долгу мести» японцев моноглам, под коими просвещённый потомок Мальборо вдруг узрел русских? Тут какой-то полубезумный изворот мышления, предмет изучения для психиатра…
Если Черчиллем как главой военного кабинета Великобритании, оказывалась союзническая помощь Советскому Союзу, то лишь с одним корыстным расчётом: воевать руками русских и советских солдат. Это одна линия: прикрываться от Вильгельма II, а после и Гитлера кровью России. Она строго выдерживалась и гораздо раньше — в пору наполеоновских войн.
Внешне Черчилль восхищается героическим сопротивлением советского народа, но в каждом подобном случае нет-нет, а подсунет читателю «подлинное» толкование успехов России: это-де зима или ещё нечто в подобном роде. А если посудить без горячки: что ему ещё оставалось? Свои-то войска сдавали первоклассные крепости и не могли выбраться из песков Африки, того и гляди придётся всем миром откапывать. Поневоле примешься сочинять небылицы…
Всё это станет известно мне гораздо позже, когда страна моя (Родина моя) будет корчится в муках боли, обид, обмана и предательств…
И уже как было отмечено, прежде всего, сама Англия являлась первостатейной страной-угнетательницей, погрязшей в колониальном разбое. И все попрёки самодержавию были тем более гнусно-лицемерны в сравнении с тем преступным злом, который, к примеру, веками творила Англия в Ирландии, что размещалась на острове непосредственно под боком у Англии.
Ненависть ирландского народа к англичанам определялась многовековым кровососным и унизительным господством колонизаторов над Ирландией. Это чувство приняло смысл неугасимой вражды после Великого Картофельного голода (1845 — 1850-е годы), когда политика лондонских колонизаторов обрекла 1 млн. 29 тыс. 552 ирландца на голодную смерть. По милости англичан умер почти каждый 6-й ирландец! Тогда же за 5 лет Родину покинули 1 млн. 180 тыс. 409 человек, в основном переселились в США. Это был самый настоящий геноцид (в 1845 году население Ирландии достигло 8, 2 млн. человек). Вышвырнуть угнетателей с острова у ирландцев недоставало сил при всём самом пламенном желании.
Вымирание и бегство людей с родной земли за границу являлись тем более преступными, коли принять во внимание, что в Ирландии плодородная почва и богатые поля. Однако налоги и взимания бόльшей части урожая вынуждали ирландцев столетиями перебиваться с воды на хлеб и к тому же в полнейшем бесправии.Целые стада домашнего скота, трюмы судов, загруженные овсом, рожью и пшеницей ежегодно поглощало чрево Англии — великой «поборницы» прав человека и наставницы в этом всех других народов.
«Несметные стада коров, овец и свиней, — сообщал ирландский писатель Джон Митчелл[51]
, — с частотой приливов и отливов уходили из всех 13 морских портов Ирландии…»Спасал народ от поголовного вымирания картофель, на котором ирландец в основном и держался.
Томас Карлейль[52]
писал: «Никогда не видел в мире подобной нищеты… Часто меня приводило в ярость, как нищие осаждали нас, будто бродячие собаки, набрасывающиеся на падаль… При виде таких сцен человеческая жалость уходит, оставляя вместо себя каменную отчуждённость и отвращение».Однако англичанам и сего было мало. Граф Льюкан в графстве Мейо выселил из лачуг разом 40 тыс. крестьян, когда они оказались неплатёжеспособны.
Весьма почитаемый поэт Англии Теннисон, певец тонких чувств, заметил однажды: «Кельты (здесь — ирландцы. —
(Что нам было ждать от верхушки народа, которая готова была взорвать за бедность и нежелание умирать с голода целый остров, пусть на словах, живя, однако, соками этого народа?.. В общем-то, лорда Теннисона можно простить, нам кажется, он перепутал остров, который надлежало взорвать динамитом… —