Красные

К весне 1923 года «коллективисты» уже были готовы приступить к обменным переливаниям на практике, но у Богданова снова начались трудные времена.

«Под могильной плитой Маркса»

Приехав в Москву, Леонид Красин 25 февраля 1923 года писал жене: «А. А. Богданов и Нат[алия] Богд[ановна] пребывают в своей неизменности и очень всем вам кланяются. Я их уговариваю опять поехать в Лондон (предвижу для них такую возможность). Но А. А. [Богданов] что-то упирается». Понять то, о чем Красин не написал, не так уж и сложно. Упирался Богданов потому, что его подготовка к экспериментам по обменному переливанию крови вышла на финишную прямую. А вот почему Красин звал его в Лондон? Скорее всего, потому, что знал о положении, в котором оказался его друг.

Это положение после прихода к власти большевиков было весьма двусмысленным. Заслуженный революционер, один из основателей большевизма, но при этом этакий беспартийный «теоретик-оппозиционер» (именно теоретик — Богданов всегда подчеркивал, что после Октябрьской революции он никогда не вел практической политической работы). Своих взглядов на события Октября 1917 года, военный коммунизм, Ленина и других руководителей РКП(б) он никогда не скрывал и высказывал их публично (в статьях, лекциях и диспутах — тогда это еще было возможно).

В сентябре 1918 года, через несколько дней после покушения на Ленина и объявления политики «красного террора», журнал «Пролетарская культура» напечатал статью «Н. Ленин», написанную председателем Всероссийского совета Пролеткульта Павлом Лебедевым-Полянским. Он, в частности, писал: «Заслуги тов. Н. Ленина перед русской революцией неисчислимы. Как опытный капитан, с непоколебимой твердостью, железной волей, с полным сознанием каждого своего слова и действия, он вел красный корабль нашей революции к социализму… он всегда твердо держал в своих руках руль, не дрогнув ни разу во весь шторм, столь грозный в последние дни». Были в ней и такие строки о Ленине: «он был самым деловым человеком нашей революции» и «он жив, и пусть наши враги знают, что в борьбе с ними мы будем беспощадны».

Богданов выступил с некоторыми возражениями по ее содержанию. «Дорогие товарищи, передовицу «Н. Ленин» я прочитал, — отмечал он. — Вам ясно, что со многим в ней я, как антимаксималист, не могу быть согласен; но основную его [Ленина] характеристику как представителя деловой линии в коммунизме считаю правильной. Естественно, что я воздерживаюсь в голосовании.

Вне этого вопроса советовал бы выкинуть в конце фразу «пусть наши враги знают, что в борьбе с ними мы будем беспощадны». Я не хочу защищать контрреволюционеров; но не журналу культуры говорить эти слова, особенно в данный момент, когда они пахнут свежей кровью массовых расстрелов».

В письме экономисту Дмитрию Опарину 14 сентября 1919 года Богданов подчеркивал, что он не коммунист и «вне политики». Но дальше замечал, что считает «крушение коммунистической партии» «несчастием для России: она одна умела хоть сколько-нибудь вести революцию, одна способна провести и сносную контрреволюцию в истинном смысле этого слова, т[о] е[сть] восстановление порядка с сохранением основных экономических приобретений революции, как сделал когда-то бонапартизм для Франции…».

Двадцать второго ноября 1921 года Бухарин в опубликованной в «Правде» статье «К съезду пролеткультов» написал, что Богданов в революции защищал «меньшевистскую тактику». В открытом письме Бухарину, написанном в Лондоне 10 декабря 1921 года, Богданов возразил, что, хотя он и «разошелся с партией в важном теоретическом вопросе» о характере революции, он «понимал объективную необходимость ее политики» и поэтому отошел от политики, чтобы «не мешать нужному делу». И что высказанные им тогда мысли о том, что в России в 1917 году возник не социализм, а «осадный» или «военный» коммунизм, «теперь, кажется, почти перестали быть ересью»[56]. «Не это ли Вы называете моим «меньшевизмом»?» — спрашивал он.

На заседании Социалистической академии 14 сентября 1922 года Богданов полемизировал о том же военном коммунизме с Евгением Преображенским (видным представителем «левого коммунизма», а потом сторонником Троцкого) и видным советским деятелем Владимиром Милютиным[57]. Позже Богданов отмечал, что «ушел в келью Социалистической академии». В какой-то степени это защищало его. В начале 20-х годов в СССР начались «чистки» среди оппозиционно настроенной интеллигенции и первые показательные процессы (процесс по делу эсеров в 1922 году), высылали за границу (или «позволяли» уехать) и видных социалистов. Богданова, однако, не трогали и даже позволяли откровенно высказываться.