Красные

Сейчас уже сложно сказать, в какой степени «зонтиком» для Богданова служила позиция Ленина. Можно предположить, что, несмотря на их острые политические разногласия, какая-то человеческая связь между ними все же оставалась, хотя бы «заочно». (Интересно заметить, что Ленин внимательно продолжал следить за всем тем, что пишет Богданов. В его библиотеке в Кремле имелись все основные работы «синьора махиста». Многие — с ленинскими пометками. Например, в докладе Богданова «Версальское устройство и Россия»[58], прочитанном на заседании Социалистической академии 24 января 1922 года, а потом опубликованном в «Вестнике Социалистической академии», Ленин подчеркнул слово «рынок» в следующей фразе Богданова: «Если сердцем капитализма является рынок, то его кровь — деньги со всеми их бумажно-кредитными производными». Богданов и здесь не смог обойтись без образа «крови».)

Во всяком случае, после того как в конце 1922 года Ленина настиг тяжелый приступ болезни и он фактически уже не вернулся к работе, начался и новый этап кампании против Богданова и «богдановщины». 4 января 1923 года «Правда» напечатала фельетон Якова Яковлева[59] «Меньшевизм в пролеткультовской одежде». «На днях в клубе московского университета с политической речью по вопросу о «пролетарской культуре» выступил гражданин] Богданов, — ехидно писал автор. — Богданову, как представителю интересов тех кругов мелкой буржуазии, которые не прочь превратить пролетариат в орудие своей политики, нельзя отказаться, конечно, от социалистической революции и на словах. Поэтому, разъяснив нашу революцию как революцию несоциалистическую… Богданов ведет речь о настоящей, «действительной» пролетарской революции. Придет пора, и после разочарований рабочего класса всего мира в коммунизме, после ликвидации нынешней эпохи, эпохи Коммунистического Интернационала, после периода власти нового руководящего класса «буржуазной интеллигенции — технической и чиновничьей» (это уже собственная идейка Богданова, не у Мартова заимствованная, на которую, несомненно, патент в обществе изобретателей Богданову может быть выдан ничем не ограниченный), — наступит новый период».

В том же 1923 году был издан сборник «Против А. Богданова», в который вошли статьи Ленина и Плеханова. Эта книга автоматически тоже поступила в библиотеку Ленина в Кремле, хотя вряд ли Ильич ее успел открыть — он был уже тяжело болен.

Писали тогда об «отрыжках богдановщины», об «оппортунистической реакции на революцию», о «ревизии марксизма», да и много еще о чем. «Флагманом» кампании против Богданова стал философский и общественно-экономический журнал «Под знаменем марксизма», начавший выходить в Москве в начале 1922 года. «Я подвергался не десяткам, а, полагаю, сотням нападений со стороны влиятельных лиц, а то и влиятельных кругов, — писал Богданов, — в официальных документах, публичных выступлениях, в газетных, журнальных статьях, целых книгах. Я как-то сказал, что журнал «Под знаменем марксизма» издается наполовину против меня, бывший при этом Ш. М. Дволайцкий[60], сам один из ближайших сотрудников этого журнала, поправил меня: «Не наполовину, а вполне». Мои попытки отвечать не печатались; да и немыслимо было бы на все ответить».

Хотя, конечно, Богданов отвечал, возражал и посылал открытые письма в редакции. Однажды даже написал пародию на статью против себя в журнале «Под знаменем марксизма», который он обозвал «Под могильной плитой Маркса», но, впрочем, никуда так и не отослал.

В общем, вокруг Богданова сгущались тучи. Пока, правда, на «теоретических» фронтах. Но к осени 1923 года обстановка в РКП(б) накалялась. Ленин тяжело болел. В партии разворачивалась борьба за власть между его «наследниками» — Сталиным, Зиновьевым и Каменевым, с одной стороны, и Троцким — с другой. А в такой обстановке люди, «вооруженные» революционными, но не совпадающими с «генеральной линией» идеями, могли стать опасны вдвойне. Особенно если эти идеи вдруг станут платформой какой-нибудь организации. Кто знает, как все это скажется на дальнейшем раскладе сил в партии и в стране?

«Причин ареста я не знал»

Чекисты пришли за Богдановым в ночь на 8 сентября 1923 года. Ему предъявили выписанные в ГПУ ордера на арест и обыск. Обыск в его квартире проводился очень тщательно и занял несколько часов. Затем его увезли на Лубянку и поместили в камеру 49 Внутренней тюрьмы ГПУ. Первые пять дней его держали без прогулок, книг, письменных принадлежностей и даже без допросов. Только 12 сентября Богданов заполнил анкету арестованного, и тогда ему несколько улучшили условия содержания. Сам Богданов отмечал, что они были доведены приблизительно до уровня «Крестов» в мое последнее пребывание там в 1905–1906 годах».