Красные

Опыты Богданова по обменному переливанию крови отлично вписывались в эту борьбу с «изнашиванием организмов» вождей. Тем более что и он сам не раз информировал их (в частности, Бухарина и Семашко) об успехах в этой области. Богданов указывал, что уже первые «операции» приводили к тому, что у пациентов (он имел в виду и самого себя) появляются «хороший сон и аппетит, устраняются явления атонии кишечника и происходит увеличение мышечной силы, восстанавливается равновесие вегетативной нервной системы, происходит повышение продуктивности высшей нервной деятельности».

Кроме того, свои «операции» он считал альтернативой гораздо более дорогому и сложному, но весьма популярному в 20-е годы «способу омоложения» — пересадке желез. Эффект омоложения он связывал с уникальными свойствами крови, которая, по его мнению, является «всеобщим посредником» между тканями и органами в «жизнеобмене». Так что и у Богданова, и у Сталина и К° были свои резоны в продолжении исследований и создании Института переливания крови. О практических задачах уже говорилось — они во многом совпадали у обеих сторон, но Богданов никогда не отказывался и от своей идеи «братства по крови», которую он изобразил в своих еще «марсианских романах».

Она требовала участия в «операциях» как «старых партийцев», так и молодых коммунистов. Они должны были обмениваться кровью между собой. Такой обмен предусматривал не только физиологический, но и символически-духовный аспект: ветераны партии как бы передавали молодежи свою кровь, а вместе с ней — традиции, опыт и уверенность в победе, возникала бы преемственность поколений революционеров.

Теперь у Богданова появлялась возможность масштабно и официально экспериментировать с идеей «кровного братства» на практике, хотя и в довольно ограниченном виде и в контексте тогдашних конкретных условий. Уже после его смерти журнал «Под знаменем марксизма» писал: «По существу героями его утопий были большевики, в ряде черт его героев нетрудно узнать даже оригиналы, с которых они написаны. И вот восстановление этой породы людей, специфической, резко бросающейся в глаза породы русских большевиков, и посвятил последние свои труды один из основателей русского большевизма. Надо помнить, что именно изношенность нашей старой гвардии, ее преждевременный уход в ничто ужасали А. А. Богданова, который как-то независимо от своей воли восхищался тем делом, которое творит и у нас в СССР, и во всем мире русский большевизм. Сохранить и продлить жизненные силы тому поколению, которое выпестовало и провело три революции, и был по существу посвящен институт переливания крови…»

«Кровь за кровь»

Двадцать шестого февраля 1926 года Совет Труда и Обороны принял постановление об учреждении института. В марте появилось Временное положение Наркомздра-ва, по которому в задачи института входило: «а) Изучение и разработка вопросов, связанных с переливанием крови, б) Теоретическое и практическое ознакомление врачей с переливанием крови путем устройства периодических и постоянных курсов, в) Издание научной и популярной литературы по переливанию крови, г) Приготовление и продажа стандартных сывороток, а также препаратов, аппаратов и принадлежностей для переливания крови».

На организацию института выделялось 80 тысяч рублей, при нем создавался небольшой стационар на 10 коек. С 1 марта 1926 года Богданов утверждался директором института, его заместителем по научной части — доктор Малолетков. Первый штат насчитывал всего 12 сотрудников.

Институт «вселили» в бывший особняк купца Игумнова на Большой Якиманке — сейчас в нем находится резиденция посла Франции в Москве. Этот дом, напоминающий древнерусские палаты, владелец Ярославской Большой мануфактуры Николай Игумнов построил в 1895 году. О нем рассказывали различные легенды. По одной из них, Игумнов замуровал в его стенах свою любовницу, которую уличил в измене. По другой, для большего шика он выложил пол в парадной зале золотыми червонцами. Но на червонцах был изображен профиль императора, так что гости, ходившие по ним, фактически «топтали лик государя». Якобы слухи об этом дошли до самого Николая II, и Игумнова выслали из Москвы в Абхазию. После 1917 года в доме Игумнова находились рабочий клуб, потом различные учреждения и квартиры жильцов. «Заселение» института Богданова происходило с трудом, и он сам писал, что это произошло только благодаря «содействию Комиссии по разгрузке гор[ода] Москвы, которая освободила для Наркомздрава особняк».

«Это было большое роскошное здание, — вспоминал Богданов, — очень красивое снаружи — постройка в старинном русском стиле, весьма разукрашенное внутри в самых различных стилях». Однако его состояние оставляло желать лучшего: крыша текла, штукатурка осыпалась, канализация не работала. Во дворе находилась конюшня с горами навоза и «самыми вредными мухами в необыкновенном количестве». Пришлось также выяснять отношения с жильцами — их должны были расселить, но многие не хотели переезжать и, как писал Богданов, выселить их «было труднее, чем отремонтировать здание».