Отцом Каменева был Борис Иванович Розенфельд, еврей по рождению, принявший православие. С переходом в «титульное вероисповедание» Российской империи он, соответственно, получил и все права ее гражданина, в том числе и право на свободное обучение в столичных высших учебных заведениях (для получения высшего образования молодежь иудейского вероисповедания ограничивали за пределами черты оседлости пятипроцентной нормой, а в обеих столицах — вообще только трехпроцентной).
Борис Розенфельд окончил весьма престижный Петербургский технологический институт. По некоторым сведениям, он был однокурсником народовольца Игнатия Гриневицкого, бросившего 1 марта 1881 года под ноги царю Александру II и убившего ею и его, и себя, и тоже посещал радикальные студенческие кружки. Вроде бы в этой, как бы сейчас сказали, «тусовке» Борис Розенфельд познакомился и со своей будущей женой — слушательницей Бестужевских высших курсов в Петербурге, названных так по имени их учредителя и первого директора историка Константина Бестужева-Рюмина. Открытые в 1878 году, курсы были известны тем, что на них записывали не только мужчин, но и женщин. Слушательниц называли «бестужевками». Они поженились и переехали в Москву. Борис работал машинистом на Московско-Курской железной дороге, его супруга — давала частные уроки. Вообще-то машинист — странное занятие для выпускника престижной «техноложки». Что-то, вероятно, заставило его взяться за эту работу. Может быть, нужда, а может быть, и желание «уйти в тень» после того, как его однокурсник убил царя и среди студентов начали проводить «чистки» и брать их «на карандаш».
Потом, когда молодого революционера Льва Розенфельда задерживала полиция, он, отвечая на вопрос о своей национальности, неизменно отвечал, что является русским. Что, в общем-то, так и было. Формально его семью можно назвать смешанной — отец еврей-выкрест, мать — русская, но фактически он рос в атмосфере русской культуры и образа жизни, свойственного для русской интеллигенции.
Его отец был горячим почитателем Льва Толстого и, по одной из версий, назвал своего старшего сына именно в его честь. В семье воспитывались еще трое младших сыновей — Александр (умер от тифа в 1905 году), Николай (расстрелян вскоре после казни самого Каменева) и Евгений (его судьба точно не известна, но, скорее всего, он тоже погиб в годы Большого террора).
В конце 80-х годов XIX века их семья переехала из Москвы в провинциальную глухомань — на станцию Ландварово недалеко от Вильны[72]
. Там Борис Розенфельд получил место главного инженера в Акционерном обществе Ландваровского проволочно-гвоздильного завода братьев Фрумкиных. Причина переезда тоже не очень понятна. Скорее всего, он объяснялся стремлением отца будущего Каменева сделать карьеру — все-таки главный инженер, хотя и в провинции.В Ландварове Лева Розенфельд провел детство. Его друзьями были дети рабочих. Даже когда он был определен во 2-ю Виленскую гимназию, то, приезжая на каникулы, и по желанию отца, и по «собственному хотению» работал в столярной и слесарной мастерских завода.
В 1896 году Борис Розенфельд получил назначение на Закавказские железные дороги в Тифлис, куда и переехал со всей семьей. Он занимался перевозками нефти и нефтепродуктов и вскоре превратился в весьма состоятельного и уважаемого человека. В 1904 году его доход составлял, например, шесть тысяч рублей в год. Семья жила в собственном доме, старшие дети посещали гимназию.
Льва Розенфельда больше интересовали в гимназии гуманитарные науки. А вот занятия по Закону Божьему он прогуливал (впрочем, рассказы об этом относятся уже к советскому времени). Был в гимназии и литературный кружок, в котором в начале XX века начали почитывать и нелегальные марксистские сочинения.
В 1901 году Лев окончил гимназию. Он собирался поступать в университет, но из гимназии был выпущен с плохим баллом по поведению (после революции утверждалось, что как раз за участие в революционных кружках), а с ним университетское обучение было практически невозможным. Отец хлопотал за него у министра народного просвещения Николая Боголепова, и тот разрешил Льву поступить на юридический факультет Московского университета. В том же 1901 году он уехал в Москву.
В Москве Лев Розенфельд снял комнату вблизи Арбата. До университета на Моховой ему можно было ходить пешком. Но похоже, что лекции и семинары для него быстро ушли на второй план.
В студенческой среде тогда чувствовалось явное недовольство существующими порядками. И не только общими, но и более частными, которые касались именно студентов. Еще со времен Александра III правительство повело решительное наступление на их права и привилегии. Император — и во многом справедливо — считал, что именно студенчество является тем «физиологическим раствором», в котором в России вызревают радикально-революционные идеи. В первые годы правления Николая II этот курс, в принципе, сохранялся.