Читаем Красные полностью

Протестуя против предъявляемых большевикам обвинений, Каменев 7 июля отмечал в письме председателю ВЦИК меньшевику Николаю Чхеидзе: «Эти оба обвинения, искусно комбинируемые в замысловатый клубок всей прессой, создают для нашей партии трагическую невозможность работы». Сам же он, заявлял Каменев, лично «готов всегда предстать перед судом, дать объяснения любой правомочной следственной комиссии или подвергнуться аресту». 9 июля он добровольно явился к властям и был арестован. Его, как и многих других большевиков, поместили в тюрьму «Кресты». Пока он сидел за решеткой, делегаты полуподпольного VI съезда партии большевиков заочно избрали его членом ЦК и кандидатом в члены будущего Учредительного собрания. 4 августа его освободили за отсутствием оснований для обвинения.

В июле и августе 1917 года большевики оказались в тяжелом положении. Их партия перешла на режим полу-подпольного существования. Было арестовано около восьмисот большевиков, причем в стихийных арестах прямо на улицах городов с энтузиазмом участвовали и обычные обыватели. Очевидцы вспоминали, что многие просто-таки считали своим долгом поймать большевика — «изменника» и «немецкого шпиона» — и что обстановка в Питере изменилась так, что «как будто перенесся в какой-то другой город и очутился среди других людей и настроений». «На каждом перекрестке только и слышно, как ругают большевиков. Одним словом, открыто выдавать себя на улице за члена нашей партии было небезопасно», — вспоминал Федор Раскольников, а Троцкий, «влившийся» в ряды большевиков на VI съезде партии, писал, что даже их кухарка подвергалась атакам соседок, когда приходила в домовой комитет за хлебом, а дворник ненавидящим взглядом смотрел на его жену.

Вышедший из тюрьмы Каменев сразу же стал мишенью газетчиков. 10 августа появились сообщения, что некий бывший жандармский полковник Балабин[84] признался на допросе о причастности Каменева к сотрудничеству с охранкой… в Киеве. Каменев потребовал от Президиума ВЦИК создать комиссию для расследования. Сам же написал заявление, в котором указывал: «Всякое сообщение о моем отношении к политической полиции… — ложь и клевета». Но, чтобы обеспечить работу комиссии, он решил устраниться «от всякой общественной деятельности до окончания работ комиссии». Устраниться, однако, не получилось.

В конце августа произошло выступление генерала Корнилова, в разгроме которого большевики приняли самое активное участие. Они тогда заявили, что если Временное правительство «будет действительно бороться с контрреволюцией, то они готовы согласовывать свои действия с действиями Временного правительства и заключить с ним военно-технический союз». В ночь на 28 августа при ВЦИК Советов был создан Комитет народной борьбы с контрреволюцией. В него вошли и меньшевики, и эсеры, и большевики. Входил в него и Каменев.

«Полевение» политического климата в сентябре в стране происходило так же быстро, как и «поправение» в июле. «Травля большевиков уже была не в моде», — писал Николай Суханов. Мало того, большевики начинали превращаться в самую влиятельную партию, и происходило это буквально не по дням, а по часам, так что один из большевиков-активистов еще тогда, в 1917 году, сравнивал этот процесс с тем, как быстро меняется погода на морском берегу — «Были тучи и дождик, но вдруг подул ветер с другой стороны и небо за считаные минуты снова прояснилось».

Уже в середине сентября Ленин, скрывавшийся в Финляндии, поставил вопрос о необходимости подготовки вооруженного восстания. Но у многих соратников Ильича эта идея не вызвала восторга. Одной из главных фигур среди «умеренных» большевиков был как раз и Лев Каменев. Позже эту самую «умеренность» ему припомнят по полной программе.

«Предали партию, выдали планы ЦК!»

Хотя в руководстве партии все это время шли дискуссии о том, каким путем может произойти взятие власти — мирным или вооруженным, лидеры большевиков были буквально ошеломлены, когда 15 сентября получили два письма Ленина, в котором он недвусмысленно настаивал на том, что необходимо готовиться к вооруженному восстанию.

В письме под названием «Марксизм и восстание» он, в частности, указывал, что нужно уже сейчас «организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты… занять Петропавловку, арестовать генеральный штаб и правительство… мобилизовать вооруженных рабочих… занять сразу телеграф и телефон, поместить наш штаб восстания у центральной телефонной станции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооруженной борьбы и т. д.».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы