Красные

Дзержинскому, вероятно, не очень нравилась самостоятельность Красина, которая основывалась на хороших личных отношениях с Лениным, и он использовал слабые места своего соперника в различных аппаратных интригах. Однажды Красин представил Зиновьеву хорошо одетого человека с прекрасными манерами. По его словам, это был крупный инженер. Однако вскоре чекисты арестовали «инженера» и расстреляли его. Он оказался настоящим агентом иностранного государства. Красин был поражен, но ничего возразить на представленные доказательства не мог.

В другой раз чекисты арестовали несколько десятков сотрудников Внешторга. Красин бросился со списком арестованных к Ленину. Он доказывал, что это дело — лишь проявление междуведомственной борьбы против него. Позже Красин рассказывал, что они с Лениным долго обсуждали список, а в кабинет Ильича то и дело звонил Дзержинский, ждавший подтверждения приговора. Красину, по его словам, за два часа разговора с Лениным удалось отстоять 11 человек из 250. После этого, вспоминал Нагловский, он, крайне взволнованный, ходил по кабинету, бормоча: «Ведь это ж черт знает что такое! Ведь это же преступление! Расстреливают людей ни за что ни про что!»

Но возмущение расстрелами своих подчиненных не привело к тому, что Красин подал в отставку или порвал с большевиками. Да, он называл террор «бессмысленным противоречием необольшевизма», но тут же оговаривался, что «поделать против стихии ничего невозможно».

Теперь он уже до конца жизни оставался «в обойме власти». И, вероятно, он, как и многие другие сторонники революции, уговаривал себя — революционеры не должны цацкаться с врагами, если не мы их, то они нас, а если и расстреляли кого-то невиновного — что ж, время такое суровое… Во всяком случае, о каких-то громких протестах Красина по этому поводу ничего не известно.

О своих целях «работы на большевиков» он писал жене и в письме от 24 октября 1918 года: «Ты вот, Любан, в претензии на меня, что я сюда поехал, а мне думается, я поступил правильно, и помимо субъективного сознания обязательности принять участие в этой работе это надо сделать уже хотя бы потому, что в этом слагающемся новом надо завоевать себе определенное место, и не только себе, но и вам всем, а для этого приходится работать». Можно это истолковать и так — приходится терпеть, чтобы детям в будущем было хорошо. Скорее всего, Красин, будучи умным человеком и прагматиком, понимал — большевики сохранят власть надолго. Следовательно, нужно уметь жить с этой властью.

Как нарком Красин жил в относительно хороших условиях. «Отношение ко мне со стороны всех властей сейчас самое предупредительное, все предложения проходят с легкостью, и, видимо, есть стремление создать условия, удерживающие меня при работе», — писал он. Моисей Лазер-сон, побывавший в квартире Красина, которая находилась в отеле «Метрополь», вспоминал: «Обе комнаты, которые он занимал, были не убраны и неуютны. На столах лежали в беспорядке книги, чертежи, папки. На подоконниках стояли стаканы с холодным чаем и тарелки с остатками еды». Одет нарком был в темный кожаный костюм, кожаные штаны и гамаши.

В «Метрополе» тогда были телефоны и центральное отопление. Позже, как сообщал Красин жене, он переехал в «совершенно министерское помещение» — в том же отеле — из трех комнат, ванной и передней. «Обедаю 2 раза в день… Обеды приготовлены просто, но из совершенно свежей провизии и достаточно вкусно. Жалко лишь, что дают сравнительно много мяса, но этого здесь избежать сейчас вообще невозможно. Имею автомобиль, очень хороший, жалко лишь, что с бензином день ото дня становится труднее…» — писал он.

С деньгами у него тоже не было проблем. Его жалованье составляло четыре тысячи рублей в месяц. Три тысячи он отсылал жене в Швецию. «Я здесь оставляю себе по 1000 р[ублей] в месяц, этого мне хватит вполне, принимая во внимание сравнительно льготные цены на квартиры и в наших столовых. Четыре тысячи в месяц — это в советской республике почти что невиданная сумма», — признавался он сам.

Дипломатия и бриллианты

К весне 1920 года положение РСФСР значительно улучшилось. Победы Красной армии на фронтах Гражданской войны заставляли задуматься и правящие круги в странах Антанты, которые поддерживали Белое движение. Помощь белым начала постепенно сворачиваться, а в январе 1920 года была отменена торговая блокада Советской России, установленная в августе 1918-го.

В Москве тоже осознавали, что обстановка изменилась — ожидаемая большевиками европейская революция не произошла и, скорее всего, не собиралась происходить в обозримом будущем. Значит, с «капиталистическим окружением» нужно было как-то выстраивать отношения. Например торговать, тем более что Советская Россия очень нуждалась в деньгах и товарах.