Красные

После заключения соглашения Красин остался в Лондоне. Формально он занимал пост советского торгового представителя. Наверное, это был единственный случай в мировой дипломатии, когда министр правительства крупной державы одновременно занимает пост торгпреда, да еще и постоянно находится по месту этой работы. Конечно, Красин играл в Англии гораздо большую роль — фактически он выполнял функции посла, но поскольку правительство Ллойд Джорджа не признавало РСФСР де-юре, то и Красин оставался для него лишь торговым представителем. Это, безусловно, затрудняло его политическую работу, но зато Красин очень активно вел коммерческую и торговую деятельность. Он встречался с британскими бизнесменами, финансистами, парламентариями, причем часто проводил эти встречи у себя дома, куда приглашал их на обеды или традиционный английский чай в пять часов вечера — «файф-о-клок».

Встречался Красин в Лондоне и с Федором Шаляпиным. К тому времени тот (не без помощи «красного лорда») уже уехал за границу. Во время гастролей Шаляпина в Англии осенью 1921 года Красин пригласил его к себе на обед, послав за ним служебный автомобиль. Левые друзья Советской России, да и некоторые советские сотрудники довольно неодобрительно относились к этим встречам, но Красин был по-прежнему уверен, что именно торговля, а не пропаганда или организация революции за границей в настоящий момент важнее всего для его страны. А для этого нужно и общаться, и обедать с «акулами империализма». Советская Россия остро нуждалась в товарах и вообще в экономической помощи. Да и Ленин это понимал. 19 января 1922 года он распорядился отправить Красину следующую телеграмму: «Если не купите в январе и феврале 15 миллионов пудов хлеба, уволим с должности и исключим из партии. Хлеб нужен до зарезу. Волокита нетерпима. Аппарат Внешторга плох. С валютой волокита. Налягте изо всех сил. Телеграфируйте точно об исполнении дважды в неделю». Потом, правда, формулировку смягчили. Написали, что «партия будет вынуждена принять самые решительные меры».

С другой стороны, в деятельности Красина в Лондоне были и моменты, о которых старательно умалчивали его советские биографы. Упоминавшийся уже старый знакомый Красина Георгий Соломон утверждал, например, что осенью 1920 года торгпред в Лондоне занимался негласной продажей русских бриллиантов на Запад. Советское правительство нуждалось в валюте, и подобные сделки могли обеспечить ее поступление в Москву. В своих мемуарах Соломон описал весьма любопытные события, связанные со сделкой, в которой он участвовал.

«Ко мне из Англии с письмом от Красина приезжал один субъект по фамилии, кажется, «капитан» Кон, — утверждал Соломон. — По-видимому, это был русский еврей, натурализовавшийся в Англии. Он приезжал со специальной целью сговориться со мной о порядке продажи бриллиантов. В то время мне прислали из Москвы небольшой пакетик маленьких бриллиантов, от половины до пяти карат. Я показал Кону эти камни. Но его интересовали большие количества. Мы условились с ним, что я затребую из Москвы более солидную партию и к назначенному времени вызову его. Держался он очень важно. Много говорил о своей дружбе с Ллойд Джорджем… Списавшись с Москвой, я уведомил Кона о дне прибытия камней».

Через некоторое время из Москвы прибыли бриллианты. Их аккуратно разложили по коробкам и опечатали. «И всего таких коробок было (не помню точно) не то девять, не то одиннадцать, — отмечал Соломон. — Среди товара было много камней (были присланы не только бриллианты, но и разные другие камни, как бирюза, изумруд, рубины и пр.) очень испорченных, а потому и обесцененных при извлечении их (для обезличения) из оправы неумелыми людьми». Далее Соломон описал процесс продажи камней, которые, по оценкам советских же специалистов, стоили миллион фунтов стерлингов: «В «бриллиантовых сферах», как до меня доходили известия, шла энергичная борьба за этот приз. В Лондоне на Красина наседал «капитан» Кон, старавшийся через него повлиять на меня. Ко мне приезжали из Лондона какие-то подставные покупатели, которые с полным знанием дела (т[о] е[сть] об одиннадцати ящиках, их содержимом и печатях) начинали со мной переговоры. Так, между прочим, ко мне приезжал представитель лондонской суконной фабрики «Поликов и К°» Бредфорд (точно не помню его имени) с переводчицей, госпожой Калл, которые торговались со мной и предлагали мне за всю партию бриллиантов 600 000 фунтов. От Красина я получил телеграмму, в которой он рекомендовал мне понизить цену до 750 000 фунтов… но я твердо стоял на своем. Наконец, от Поликова я получил сообщение, что он дает мне 675 000 фунтов… Но я все стоял на своем. Так этот вопрос и застыл».