Красные

И тут Камо совершил еще одну ошибку. Он начал предлагать унтеру взятку — за то, чтобы он его отпустил. Сначала 15, потом — 20, а потом — вообще 25 рублей. Большие деньги! Но тот оказался честным. Взял «господина» под руку и отвел в участок. Там его обыскали, установили личность (в жандармском донесении он именуется «Симоном Аршаковым Тер-Петросовым») и нашли листовки и нелегальную литературу. Начальник Батумского отделения жандармского полицейского управления Закавказских железных дорог ротмистр Станов доносил в Кутаисское губернское жандармское управление: «При обыске оказались свежепечатанные в листовом формате прокламации под заглавием «Листок борьбы пролетариата» № 4 от 15 ноября 1903 года на грузинском языке — 827 штук, на армянском — 146 и на русском — 100 штук. В каждом экземпляре помещены статьи: 1. «Действия правительства. Железнодорожный батальон». 2. «Оплеуха самодержавию, или неудавшаяся поездка царя в Италию». Часть прокламаций, как видно из надписей на бланках, должна быть им отвезена в гор. Поти».

Камо попытался объяснить, что какой-то армянин в поезде попросил его довезти чемодан и корзинку, а потом куда-то исчез, но эта уловка, естественно, не сработала. Его отправили в тюрьму. Когда ему пригрозили каторгой, Камо вполне натурально возмутился. «От такой несправедливости царь Николай окаменеет на троне!» — заявил он.

В Батумской тюрьме Камо просидел десять месяцев. Все это время шло следствие по его делу. Возможно, он бы сидел и дольше, но у него в голове давно уже родилась мысль о побеге. И 17 сентября 1904 года он действитель но бежал. Все произошло просто и банально. Во время утренней прогулки (тюремный врач разрешил Камо гулять по утрам из-за перенесенной им малярии) он выждал момент, когда часовой, раскрыв рот, увлеченно наблюдал за свиньями, которые бродили по тюремному двору. Арестанты-крестьяне от нечего делать занялись их дрессировкой и научили выполнять различные забавные штуки. Пока все, включая часового, веселились, он вскочил на стену, перевалился через нее, и упал уже на другой стороне. «Ярко сияло солнце, вблизи плескалось море. И свобода, полная свобода после тюрьмы, — вспоминал он. — …Никогда потом не переживал я такого полного чувства радости». Изо всех сил стараясь быть спокойным, он пошел по улице. Натер себе щеки, чтобы не выглядеть после тюрьмы слишком бледным. Затем подозвал какого-то мальчика и попросил его найти извозчика. На нем уже добрался до надежной квартиры.

В тюрьме его хватились только через несколько часов, когда к нему пришел адвокат. Через несколько дней объявили «всеимперский розыск». Камо же умудрился ускользнуть. Он выкрасил волосы в рыжий цвет персидской хной, надел светлую черкеску и в таком виде с двумя товарищами отправился на вокзал. Там они купили билеты в вагон первого класса до Тифлиса. Вагон, как вспоминал Камо, «был переполнен подвыпившими грузинскими князьями». «Я, — писал он в автобиографии, — тоже назвался князем, положением повыше — имеретинским. Все за мной ухаживали, таскали из купе в купе, настаивали, чтобы я оценил, чье вино лучше. Я для них играл на зурне[30]. Хвастал, сочинял истории. Ночи не хватило, продолжили утром».

Когда уже подъезжали к Тифлису, Камо поспорил с одним князем — ему, князю, мол, ни за что не пройти через всю платформу, играя на зурне. Заключили пари. За князем по перрону пошла целая толпа любопытных. Камо затерялся в ней. Так и ускользнул от жандармов. Кстати, он утверждал, что видел на вокзале и того самого унтер-офицера Евтушенко, который «взял» его в Батуме. Евтушенко перевели в Тифлис с повышением.

«Я ударил его в зубы»

В Тифлисе Камо сразу же «взялся за старое». Организовал подпольную типографию, переносил листовки и литературу. Появлялся то в виде ученика землемерного училища, то опять в образе князя, то в форме студента-технолога, то в одежде простого крестьянина, то с корзиной уличного торговца на голове. В корзине, под овощами, — листовки или шрифт.

Вместе с ним работала и его сестра Джаваир[31]. Позже она вспоминала, что Камо учил ее правильно носить чадру и имитировать походку «татарской», то есть мусульманской женщины. Почему мусульманской? Потому что под чадрой было удобно переносить прокламации.

После «Кровавого воскресенья» в Петербурге по России начали раскатываться волны революции. 13–14 февраля Камо и Серго Орджоникидзе участвовали в демонстрациях в Тифлисе. Камо прятал под пальто красный флаг. Потом он поднял его над толпой, а затем вообще встал со знаменем на плечи двух демонстрантов и, как вспоминал, «в первый и в последний раз в своей жизни произнес речь». Он говорил по-грузински, а потом «на ломаном русском языке» и в основном «клеймил» националистов различных видов. «Я указал в своей речи, что они боятся красного знамени, как сова боится дневного света», — вспоминал Камо.