– Я что, по-твоему, идиотка, Алекс? – спрашивает Захра. – Кто оставляет на тебе засосы и почему ты не заставил ее до сих пор подписать соглашение о конфиденциальности?
– О боже, – произносит Алекс, потому что последним человеком, от которого Захра может ожидать утечки омерзительных подробностей в прессу, является Генри. Ну серьезно. – Если бы в соглашении была необходимость, ты бы узнала об этом. Расслабься.
Захра совет по достоинству не оценивает.
– Взгляни на меня, – говорит она. – Я знаю тебя с тех пор, как ты еще на горшок ходить не научился. Ты действительно думаешь, что я не знаю, когда ты лжешь? – Она тычет острым, отполированным ноготком в грудь Алекса. – Откуда бы ни взялся этот засос, лучше бы это был кто-то из одобренного нами списка девочек, с которыми тебе позволено появляться во время избирательной кампании. Если ты облажался, я вышлю его тебе сразу же, как только ты уберешься с моих глаз долой.
– Господи, ладно!
– И не забывай, – продолжает она, – я скорее умру, чем позволю какой-то глупой шлюшке стать причиной, по которой твоя мать, первая женщина-президент, будет в том числе первым президентом, кто проиграет повторные выборы со времен сраного Буша-младшего. Ты меня понял? Я запру тебя в твоей комнате на весь следующий год, если это будет необходимо, и ты узнаешь результаты своих экзаменов только по дыму из трубы университета, как чертов папа римский. Я прибью твой член степлером к твоей ноге, лишь бы ты держал его в штанах!
Затем, с невозмутимым выражением лица, она вновь возвращается к своим заметкам так, словно не угрожала только что его жизни. За спиной Захры Алекс видит Джун, которая, судя по всему, тоже не верит в его ложь.
– У тебя есть фамилия?
Алекс никогда не называл Генри полным именем.
– Что?
– Фамилия, – повторяет Алекс. Близится вечер, и за окнами Белого дома стоит пасмурная погода. Алекс лежит на спине посреди Солнечной комнаты, доделывая свои рабочие заметки. – Та штука, которых у меня целых две. Ты носишь фамилию отца? Генри Фокс? Или фамилию матери?
Услышав шорохи, Алекс думает, что Генри сейчас в постели. Уже пару недель им не удается увидеть друг друга, поэтому его фантазия сразу представляет картину по другую сторону трубки.
– Официальная фамилия – Маунткристен-Виндзор, – отвечает Генри. – Через дефис, как и твоя. Таким образом, мое полное имя… Генри Джордж Эдвард Фокс-Маунткристен-Виндзор.
Алекс устремляет изумленный взгляд в потолок.
– О… Боже мой.
– Я серьезно.
– А я считал, что Александр Габриэль Клермонт-Диас – это просто кошмар.
– Тебя назвали в честь кого-то?
– Александр – в честь отца-основателя, Габриэль – в честь святого, покровителя дипломатов.
– Вполне очевидно.
– Да уж, у меня не было шансов. Мою сестру назвали Каталиной Джун в честь местечка в Аризоне и певички Джун Картер Кэш, мне же достались все сбывшиеся предсказания.
– Я отхватил королей-геев, – замечает Генри. – Как тебе такое пророчество?
Алекс смеется и отбрасывает свои заметки в сторону. Он не собирается больше возвращаться к работе над кампанией этим вечером.
– Три фамилии подряд – это просто издевательство.
Генри вздыхает.
– Еще в школе нас называли попросту Уэльсами. Хотя сейчас Филипп служит в Королевских ВВС под именем лейтенанта Виндзора.
– Генри Уэльс, значит? Это еще куда ни шло.
– Согласен. Ты из-за этого звонишь?
– Возможно, – отвечает Алекс. – Считай это за банальный интерес к истории. – Хотя правда кроется в дрожащем голосе и нерешительности Генри, которую он слышит в трубке всю неделю. – Кстати, об истории. Забавный факт: я сижу в комнате Нэнси Рейган, в которой она узнала о том, что ее мужа, Рональда, застрелили.
– О господи.
– А еще здесь же старина Хитрый Хер сказал семье, что подает в отставку.
– Прошу прощения, что за старина Хитрый Хер?
– Никсон! Слушай, ты сводишь к нулю все, за что боролись старые пердуны этой страны, так надругавшись над любимцем республиканцев! Выучи хотя бы основы американской истории.
– Не думаю, что слово «надругательство» здесь подходит, – отвечает Генри. – Такие условности уместны лишь с девственницами, а, кажется, речь шла вовсе не о них.
– Ага, а я уверен, что ты почерпнул все свои навыки из книг.
– Ну, я ходил в универ. Чтение книг может быть здесь совсем ни при чем.
Двусмысленно промычав что-то в ответ, Алекс решает свести обмен колкостями на нет. Он окидывает взглядом комнату. Когда-то, жаркими ночами, семья Тафтов использовала ее как спальню, занавешивая окна лишь полупрозрачными занавесками. Один из углов комнаты, в котором Эйзенхауэр когда-то играл в карты, сейчас забит коллекцией старых комиксов Лео.
Все это скрыто от неискушенного наблюдателя. Алекс всегда подмечает такие вещи.
– Эй, у тебя странный голос, – замечает он. – Ты в порядке?
Генри запинается и прокашливается.
– Я в норме.
Алекс не произносит ни слова, позволив тишине вытянуться между ними в тонкую нить, прежде чем ее оборвать.