«В 1920 году суда стояли на Кронштадтском рейде без паров. Команды, сходя на берег, кидались искать ягод и грибов, чтобы хоть как-нибудь утолить голод. Ряды косил сыпняк. И всё бы это выдержал флот, если бы не перерождение кадров. Моряки новой формации были далеко не прочным элементом».
Короче, флот находился уже в таком полуразложившемся состоянии, что Фёдор не сумел сделать ровным счётом ничего для его организационно-идейного, нравственного и технического укрепления, а его крайне неумелые действия привели только к резкому возрастанию роста недовольства большевиками на флоте. Помимо жестокости, присущей всем сторонникам Троцкого, Раскольников отличался ещё и заносчивостью, и высокомерием. А под воздействием своей жены Ларисы он стал еще и определенно стяжателем, превращаясь в такого же буржуя, против которых недавно он сам боролся.
Зимой 1920–1921 года в голодном и холодном Кронштадте он с Ларисой вёл образ жизни, который самым мягким словом определялся бы как «нескромный». Конечно, давно уже существовали спец-пайки для «ответственных работников», «госдачи» и другие подобные привилегии, однако эта новоявленная традиция предписывала коммунистам никак своё положение не афишировать, тем паче достатком своим не хвалиться. А супруги-революционеры устраивали в своём доме пышные «приёмы», на которых мадам любила блистать чуть ли не царскими нарядами. Туалеты Рейснер были не просто красивы, а вызывающе роскошны. Когда в Петрограде царил голод, один из знакомых Ларисы Михайловны встретил её, двадцатидвухлетнюю, надушенную и разряженную, кокетливо называвшую себя «коморси» — командующей морскими силами. На ней была голубая шубка, сиреневое платье, лайковые перчатки, благоухающие герленовскими духами «фоль арома». Нечего и говорить, какое впечатление всё это производило на голодных и оборванных моряков, особенно на партийных, тем более, когда в Кронштадте в это время морякам и офицерам Балтфлота подавали супы из селёдочных хвостов. Ну как им было не проклинать жирующих в своих богатых палатах начальников?..
«Матросов Раскольников считал людьми второго сорта, — писал о нём председатель Кронштадтского отдела трибунала Балтфлота Ассар. — Моряки голодали, а командующий Балтфлотом с женой жили в роскошном особняке, держали прислугу, ели деликатесы и ни в чём себе не отказывали».
Загулы знаменитой четы не были ни для кого секретом, а потому Кронштадт требовал от руководства страной не только прекращения продразверстки в деревнях, не только создания Советов без большевиков, но и привлечения к ответу перерожденцев от революции, и в первую очередь Раскольникова с Ларисой Рейснер. Разумеется, что «светская жизнь» Раскольникова с Рейснер не была причиной восстания, но она явилась одним из поводов к нему.
Ко всему этому вместе с Фёдором Фёдоровичем на Балтику прибыло большое количество лиц, ранее работавших с ним, и в течение лета 1920 года почти две трети руководящего состава сменилось. Новые назначения были, мягко говоря, неожиданными. Так, например, должность начальника Политотдела Балтийского флота занял тесть Раскольникова, бывший приват-доцент Психоневрологического института Михаил Рейснер. А начальником штаба Фёдор поставил своего начштаба по Волжско-Каспийской военной флотилии Владимира Кукеля. Несколько должностей в политотделе флота он отдал своей жене Ларисе Рейснейр.
Новое начальство Балтийского флота не чуралось Бахуса. На линкоре «Петропавловск» комиссару Николаю Николаевичу Кузьмину моряки жаловались, что Раскольников и его окружение чаще инспектируют винные погреба, чем пороховые…
Военные заслуги Фёдора и Ларисы были высоко оценены большевистским правительством — Раскольников получил должность командующего Балтийским флотом, просторный кабинет и роскошную квартиру в Адмиралтействе. Туда он и привёл молодую жену Ларису. «Мятежная чета» (так называли парочку в городе на Неве) вела аристократическую жизнь. К ним часто заглядывали артисты, музыканты, художники, журналисты. В разгар голода гостей ожидали щедро накрытые столы и шампанское.
«Мы воевали на революционных фронтах и заслужили право быть сытыми!» — в один голос говорили Фёдор и Лариса. Она оборудовала супружескую спальню в восточном стиле, а сама щеголяла в нарядах, реквизированных в помещичьих усадьбах.
В конце 1920 года молодожёны переехали в Москву, где Лариса превратила свою квартиру в литературный салон, куда наведывались Маяковский, Мандельштам, Пастернак. Последний сразу оценил ум и красоту Ларисы и посвятил ей проникновенные строки: