Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольников

Кроме того, между делом, ради отдыха занимаюсь своей любимой библиографией. Составляю указатель: «Что читать по истории Российской коммунистической партии». Работа подвигается очень медленно, т. к. я совершенно не признаю механической библиографии, т. е. бездарного списывания одних заголовков книг и статей, а под каждым названием даю небольшое резюме содержания и даже по возможности простую, в неск[ольких] словах, её рецензию.

Прости, что утомил тебя разговорами на эту неинтересную для тебя тему. Крепко обнимаю тебя. Твой Фёдор.

25 июня 1923. Кабул, Афганистан.

Дорогая Ларисочка!.. Очень обидно, мышка, что ты не получила трёх моих писем, отправленных мною с афганской почтой в Герат. Кто же виноват, что ты так быстро тряслась на своей лошадке…

Не позабудешь ли ты прислать книг, хотя бы те номера «Пролетарской революции», где напечатаны твоя статья о Казани и моя о приезде Ленина в Россию (№ 12 и 13).

Ну, пора расставаться. Напрягая воображение, целую тебя в нежные, закрытые глазки. Твой муж Федя.

28 июля 1923. Пагман, Афганистан.

Дорогая Ларисочка! Позволь мне от души расцеловать тебя за те услуги, которые ты оказала нашей политике в Афганистане. Искренне радуюсь, что твоя миссия, в своей главной части, увенчалась полным успехом. Теперь добивайся осуществления более второстепенной цели твоей поездки: моего скорейшего отозвания. После ряда волнующих телеграмм о том, что я должен пробыть здесь ещё несколько месяцев, вчера, наконец, мною была

получена радостная депеша Караханчика, гласившая, что мой отъезд возможен приблизительно через месяц после приезда т. Соловьева. Так как последний ожидается здесь в конце августа, то, таким образом, в конце сентября или в нач[але] окт[ября] я имею возможность вырваться из кабульской дыры. Пожалуйста, проследи, чтобы не последовало никакой неприятной перемены решения, которая могла бы задержать меня здесь. Дальнейшая жизнь в этой глуши для меня физически невыносима.

На днях уезжает Патерно. Маркиз после долгого разговора со мной по душам, дал определённое обещание добиваться в Риме полного признания Советской России, исходя из интересов итальянской политики на Востоке. Передай Льву Михайловичу мою просьбу, чтобы наш представитель в Италии вошёл с ним в самый тесный дружеский контакт. Этот титулованный человечек нам может очень пригодиться. В разговоре с Патерно необходимо втирать ему очки о наших якобы общих задачах на Востоке и о перспективах совместной борьбы против англ[ийского] и франц [узского] влияния в Турции, Персии и Афганистане…

В Патмане, где нет этой одуряющей и расслабляющей жары, мне удивительно хорошо работается. С этой почтой посылаю в Истпарт и в копии тебе законченные мною воспоминания об Октябрьской революции. Пожалуйста, сообщи т. Лепешинскому, что это предназначается мною к 6-лет нему юбилею Окт. рев. для очередного номера «Пролетарской революции» или для какого-нибудь юбилейного сборника.

Кроме воспоминаний, обеими руками пишу сейчас задуманную мною книгу «История русской революционной мысли».

По моей обычной привычке к разбрасыванию, начаты одновременно две главы: «Декабристы, как идеологи мелкопоместного и мелкого служилого дворянства» и «Движение русской революционной мысли в 60-х годах XIX века». Дело успешно подвигается вперёд, но работа сильно затрудняется отсутствием всех необходимых материалов. По приезде в Россию, прежде чем печатать эти главы моей работы в наших журналах, как отдельные статьи, придётся их порядочно дополнить и переработать.

Кстати, как тебе понравилась моя статья для «Нового Востока»?

Знаешь, мышка, тебя здесь совсем было похоронили. На имя Эльбуриха была получена телеграмма: «Ваша жена умерла». (Бедная женщина! Я думаю, что она отравилась после того, как с Самсоновым получила от своего мужа документ о разводе.) После получения этой телеграммы, в министерство иностранных дел было вызвано пять переводчиков и все они, единодушно игнорируя фамилию Эльбуриха, согласно перевели: «Ханум-и-сафир саиб мурда ост». Можно представить себе панику, какая воцарилась среди сардаров и послов. Душка-маркиза проплакала себе все глаза. Дипломатический корпус имел заседание для обсуждения вопроса о способе постепенного подготовления меня к этой трагической новости. Общее мнение было таково, что La mort de madame Raskolnikov (смерть мадам Раскольниковой) последовала от выкидыша или аборта мифического ребёнка. А я недоумевал, почему все послы встречают меня с вытянутыми похоронными лицами и избегают говорить о тебе. Целую неделю они находились под впечатлением этой ужасной вести. И только когда Рикс, взволнованный этими разговорами, поступавшими к нему со всех сторон, пошёл наконец в министерство и потребовал разъяснений, на каком основании распространяются подобные слухи, то всё недоразумение разъяснилось. Ему показали телеграмму на имя Эльбуриха. Нужно сказать, что я всё время находился в блаженном неведении.