Она несколько раз непонимающе моргнула, сдавленно сглотнув, а затем еле заметно кивнула. Теодор развернул её к себе спиной, убирая вьющиеся от пара локоны на плечо. Шёлк скользнул вниз, оголяя девичье тело до талии. По мышцам рук прошлось приятное тянущее волнение, когда его пальцы скользнули вдоль линии девичьего позвоночника к молнии на юбке. В этом была какая-то непривычная откровенность. От каждого нового прикосновения Гермиона вздрагивала, прерывисто вдыхая. Грубая плотная ткань юбки рухнула на пол, не сумев удержаться на бёдрах, когда Нотт расстегнул молнию до конца. Он очертил ладонями линию фигуры, зарываясь носом в её волосы. Запах не казался слишком сладким, больше манящим и, возможно, съедобным. Прикрыв глаза, мгновение Теодор улыбнулся, когда воображение нарисовало вечернюю веранду небольшого дома у озера и шелестящие смородиновые кусты.
«Красивая иллюзия», — грустная мысль скользнула где-то в тёмных углах сознания, скрываясь из виду.
Нотт проигнорировал очередные возмущенные всплески разума. Да, ему наверняка будет неприятно слушать утром очередную ложь. Да, он отдавал себе отчёт, что если и дальше будет столь слабым к ней, то в итоге проиграет. Но он не будет винить в этом других. У него был шанс сделать всё правильно, не подставлять себя под удар и не усугублять клокочущие чувства в груди. Вместо этого Теодор в очередной раз выбрал обман, в котором так самозабвенно хотел найти взаимность.
Лямка лифчика медленно сползла по плечу вниз, оставляя после себя сдавленную полоску на лопатке. Нотт огладил большими пальцами покрасневшие места и развернул Грейнджер к себе лицом. На её щеках проступил румянец, придающий лицу ещё большее очарование. Она успокаивающе потёрла предплечья, когда Теодор опустился на корточки, стягивая вниз последний элемент нижнего белья. Слегка зависнув на полоске ткани цвета шампанского, он изучающим неспешным взглядом прошёлся от щиколоток по икрам. В голове что-то щёлкнуло. Губы сами собой коснулись области чуть выше девичьего колена, вбирая кожу. Просто ему так хотелось, без обоснований, мотивов и объяснений.
Гермиона шумно вдохнула, отодвигаясь.
— Неприятно? — спокойно поинтересовался Теодор, поднимаясь в полный рост.
— Нет-нет… — она проглотила слова, подавляя в себе малопонятные ему эмоции. — Не надо… — Грейнджер запнулась, покраснев ещё сильнее. — Я вообще не думала… — она сжала губы, прикрыв глаза, словно собираясь с духом, — что ты захочешь меня касаться.
— Но я хочу, — притягивая её ближе за талию, Нотт склонил голову на бок, внимательно посмотрев ей в глаза. — Могу прекратить, если не нравится.
— Нравится, просто…
Он прервал её фразу поцелуем. Дальше ему было не так важно. Теодор просто не желал знать. Если это эгоизм, ему всё равно. Ему нравилось ощущать бархат кожи под пальцами и просто быть в этом моменте. Невесомость, струящаяся в его теле, подтверждала тезис: «всё правильно». Грейнджер непроизвольно прогнулась вперёд, когда кончики пальцев ласково прошлись по пояснице. Её руки нерешительно легли на его шею, давая карт-бланш на любые действия.
В каждом движении губ скрывалась маленькая смерть. Пространство растворялось, почти пропадая из спектра ощущений: только тепло под ладонями, восхитительный запах её волос и скопившаяся нежность, требующая выхода. Её сдавленный стон помог вернуться к реальности. Он всё ещё не хотел просто механических действий. Нотт должен был восполнить то, на что завтра у него уже может не быть шанса: забота. Эта странная потребность шла откуда-то из глубин нутра.
— Мы собирались в душ, — напомнил он, отстранившись на несколько дюймов. — День был сложный.
Она только виновато отвела глаза, отняв от него руки. Теодор снисходительно взял её за руку. Уточнять что-то или задавать вопросы нельзя. Это испортит и без того хрупкое перемирие. Если счастье, пусть и временное, предполагает быть слепым, то он согласен. Нотт просто отпустил ситуацию. Ему просто нравилось, как она сморщила нос, когда горячие струи воды обрушились на узкие плечи. Нравилось, как объемные кудри становятся мягкими волнами от влажности. Нравилось, как вздымается грудь от слишком обрывочных вдохов. Нравилось, как она изгибается от скользящей щекотки, но пытается молчать.
Движения Грейнджер всё ещё были вкрадчивыми и осторожными. Не выясняя причин, Теодор прекрасно понимал, что она боится перемены его настроения. Но не хотел вдаваться в подробности. Даже если ей было стыдно или она жалела о содеянном, то в данную секунду это не имело никакого значения.
— Это просто губка, — накрыв её ладонь своей, Нотт надавил сильнее, приподнимая бровь. — Я не растаю и уж точно не умру.
— Не хотела делать больно… — всё ещё стараясь как можно меньше смотреть в глаза, промямлила Гермиона.
— При всём желании, — он свёл лопатки вместе, а затем расправил плечи, — физически у тебя вряд ли получится. — Теодор усмехнулся двусмысленности своих слов. — И ты сама решила побывать в моей спальне, а здесь есть правила.