Профессору тоже было жалко - проклятое свечение начиналось за сотню шагов от бьющего в бубен глорхийца, и не пропускало ничего и никого. Сунувшийся десятник отделался легким испугом и торчащими дыбом волосами, щелкающей синими искрами кольчугой, да мучительной икотой, не прекращающейся довольно длительное время. А попасть туда, в освещенный круг, очень нужно - если обвешанный амулетами шут успеет закончить обряд, то полог невидимости закроет деревню, и тогда… И тогда они останутся без оружия и жратвы за многие переходы от линии фронта. Плохо, это будет больше чем плохо.
- А если… - Еремей посмотрел на командира.
- Дурак? - Барабаш машинально схватился за карман, где лежал последний шарик с гремучим студнем. - Тебя хоть чему-то учили в твоем чокнутом Университете? На народные деньги, между прочим.
Финк не стал оправдываться и объяснять, что Университет содержится на личные средства Владыки. Также не решился спрашивать о том, какая связь должна быть между учебой и гранатой. Наверное, какая-то есть. А вот мысль в голове после слов появилась настырная, хоть и бредовая.
Вот она вроде бы хвостик показала. Нет, вильнула, зараза, тем местом, откуда хвостик растет, и убежала. Не совсем убежала - мелькает где-то на краю сознания, дразнится, чуть ли не язык показывает. У мыслей есть язык? Вроде бы нет, но все равно показывает.
О чем это старший десятник говорил? Точно, об учебе!
- Командир, - Еремей смущенно кашлянул и замолчал.
- Отставить чинопочитание!
- А?
- По имени обращайся.
Столь грубое попрание воинской дисциплины, да еще со стороны человека, который сам же ее и вдалбливал, подействовало на бывшего профессора ошеломляюще. Он захлопал блеснувшими в свете завесы глазами, но все же пересилил себя:
- Матвей… хм… тут такое дело.
- Да?
- Когда я еще сам учился… Ну ты понимаешь?
- Что не сразу профессором родился? Конечно, понимаю.
- Извини, это присказка. Привычка с лекций.
- Понятно.
- Так вот, Матвей, - Финк испугался собственной смелости, но, заметив поощрительный кивок старшего десятника, продолжил. - Когда я был студентом, то мне как-то попалась забавная рукопись. Она лежала в библиотеке на полке исторических курьезов, но… Ну ты понимаешь?
Барабаш промолчал.
- Ну, я и прочитал, - вздохнул Еремей. - Там как раз про подобное.
- А говоришь, не учили!
- Не про то говорю. В том свитке значилось, что для снятия сферы непреодолимости, неважно каким способом поставленной, достаточно окропить видимое сияние мочой стального лягушонка. Представляешь хохму?
- Чего-чего?
- Забавно, правда? В старых источниках и не такое встречается.
- Погоди, - Матвей вдруг стал хмур и сосредоточен. - Не мельтеши.
- Да я разве…
Старший десятник ответил не сразу. Видно было, что его гнетет что-то непонятное. Воспоминания, или угрызения совести? Скорее первое, так как с совестью у старого вояки давно был заключен почетный мир, не предусматривающий взаимных упреков. Наконец, после долгого раздумья, выдавил:
- Мама в детстве называла меня лягушонком.
- Гы!
- А в рожу?
- За что?
- Просто так и на будущее.
- Так я молчу.
- Вот и молчи! - Барабаш повысил голос, но тут же перешел на шепот. - А в когорте меня прозвали Железным Матом.
- Как звали?
- Не звали, а прозвали, дурень! - рассердился старший десятник. - Почувствуй разницу.
Но бывший профессор уже не обращал внимания на угрозы - что-то бормотал под нос, размахивал руками, доказывая самому себе прописные истины, и едва не подпрыгивал на месте. Впрочем, последнее пресекалось строгим командиром, дабы случайный звон кольчуги не смог выдать неприятелю их расположение.
- Я нашел это, Матвей! Как говорили древние пелейцы - эврика!
- Так ты, сволочь, предлагаешь… - задохнувшийся от возмущения командир не нашел подходящих слов, но красноречивым жестом показал, что именно имеется ввиду.
- Что?
- Я тебе не кобель блохастый, чтобы лапу на каждый столбик задирать.
- Зачем ее задирать? - не сразу сообразил Еремей. Потом до него кое-что дошло, и профессор удивленно вскинул брови. - Ты собираешься пописать на глорхийского шамана?
- Сам же говорил…
- Я просто привел пример исторического курьеза, и вовсе не хотел… А ты в самом деле решил, что… хм… ладно, забыли.
Барабаш молча скрипнул зубами и кивнул - забыли, так забыли. Но если милостью Триады повезет выбраться к своим живыми, то уж не взыщи, Еремеюшка!
- Дело в том, продолжил не подозревающий о грядущих неприятностях Финк, - что обычно такие завесы служат лишь для того, чтобы никто не смог помешать шаману провести ритуал. Знаешь, кочевники с подозрением относятся к любому колдовству…
- В морду дадут?
- Это вряд ли. А вот нарушить начертанные на земле линии или загасить пару светильников вполне способны. Из обычной зловредности. Бросит каменюку издалека, и смоется неузнанным. А бедолагу колдуна если на месте неуправляемым потоком силы не вывернет наизнанку, то все равно крупные неприятности обеспечены. Вплоть до полного паралича на ближайшие полгода. Кому охота?
- Красиво рассказываешь, Ерема, - оценил Барабаш. - Красиво, но бестолково и длинно. Покороче не можешь?