- Куда уж короче-то? Вот у нас в Университете был преподаватель теории стихосложения…
- Ерема… - старший десятник протянул с укоряющей и угрожающей интонацией одновременно. - Как человек крайне добрый и вежливый, я бы посоветовал заткнуть пасть и говорить только по существу вопроса.
- Копать надо, - бывший профессор внял убеждениям и последующие слова подбирал с осторожностью. - Подкопаемся под сферу где-нибудь в огороде, там земля помягче, и проберемся внутрь.
- Так просто? - удивился Матвей.
- Кочевники же! Кому придет в голову слезть с коня и копошиться в грязи? Степняки, они ведь не суслики.
Барабаш коротко рассмеялся:
- А у нас сусликом назначаешься ты. Вперед, Ерема!
Сила переполняла Арчу. Будь у глорхийцев письменность, то можно было бы сказать - Сила с большой буквы.
- Тхэр"роэн тхаш-ш-ш… - слова древнего заклинания сплетались со звуками бубна, образуя видимый узор, растекающийся по сторонам светящимся маревом. - Гоэхэр-р-р шта!
Чувство невероятного могущества! Даже оно одно способно сдвигать с места горы, осушать моря, поворачивать реки вспять, насылать ураганы и тучи красной саранчи. А уж если подкрепить его соответствующей жертвой!
Впрочем, шаман трезво смотрел на мир сквозь накатившее состояние, и не обращал внимания на внутренний голос, требующий немедленной проверки способностей. Чего уж там говорить, властелин мира из Выползка никудышный, и единственное, на что он сейчас способен, так это поставить завесу спокойствия. Бездари и никчемные людишки называют ее пологом непроницаемости и сферой непреодолимости, но они глупы и не понимают, что лишь спокойствие составляет основу шаманского искусства. Искусство… слово чужое, пришедшее из ненавистной Родении, но как же хорошо передает смысл!
Еще немного. Сейчас закончится ритуал, и свечение сможет держаться само, не отвлекая Арчу от главного.
Главное? Да, главное! Выползок бросил жадный взгляд на будущих жертв - хорошие воины, однако, были. Рослые, русоволосые, с голубыми глазами, перед пленением отправившие в рырхову задницу не менее чем по десятку глорхийских баатторов… Такая кровь угодна Небесной Кобылице. И неважно, что изранены и связаны - как иначе удержать?
Арча не стал мелочиться. Мозгул-нойон приказал провести камлание на невидимость? Приказал. Глупый Пашу повелел забрать пленников из Имперской доли? Повелел. Но это рырхово отродье, этот винторогий кагул не уточнил количество! Сам виноват, отрыжка похотливого евнуха.
- Гуулх-х-х-ы тхаш-ш-ш… Ехха!
Последний удар, и ненужный более бубен летит на землю. В руке у шамана узкий костяной нож, почти шило в две пяди длиной. Всегда покрытый слоем грязи и жира чуть не в палец толщиной, сегодня он сияет в отблесках завесы и, кажется, постепенно приобретает собственное красное свечение.
- Покормлю, не беспокойся, - бормочет Арча и пинает в бок ближайшего роденийца. - Не начать ли с тебя?
Разбитые губы пленника тронуло подобие улыбки:
- Начни с поцелуя собственной задницы, жополюбец неумытый!
Злой гогот в четыре мощные глотки. Как жаль, что жертвам нельзя завязать или заткнуть рот - предсмертные крики ужаса радуют мохнатые уши Повелительницы Табунов, и не следует лишать ее такого удовольствия. Ладно, проклятая темная кровь за все заплатит.
- Твердята, ты что, он же не дотянется! - деланно удивился самый молодой из роденийцев.
- Да? - названный Твердятой воин на мгновение задумался. - Тогда пусть удилище поцелует.
- Чье?
- Ну не мое же? Ты видел его зубы?
- Нет, а что?
- Заразу еще какую занесет. Нет уж, лучше пусть кренделем сгибается.
Багровая пелена ненависти и гнева, залившая глаза шамана, едва не заставила того совершить непоправимое. И лишь несколько стуков сердца спустя, остановив руку с ножом, занесенную для удара, Арча понял… Понял, и засмеялся:
- Легкой смерти добыть стараетесь? Ну-ну, старайтесь.
Нельзя больше обращать внимание на глумливые речи! Эти рырховы отродья не достойны того, чтобы им внимал величайший из великих шаманов степи. Но какие же они тяжелые, эти роденийцы! Небось каждый день ели мясо… и каймак… и женщин любили по тринадевять подходов за ночь. Тьфу!
Арча перетащил всех четверых на плоский камень, выбранный в качестве жертвенника. Не ахти какой, но за неимением вытоптанной ногами многих поколений шаманов площади Верховного Святилища, подойдет и такой. Главное, чтобы ни единой травинки! Небесная Кобылица не любит траву, предпочитая пожирать души убитых храбрыми глорхами воинов. Своих или чужих, ей без разницы. Но своих приносить в жертву запретили пикты, рырхово удилище им промеж ушей.
Интересно, будет ли угодна Повелительнице Табунов кровь обитателей туманной империи?
Выползок вздрогнул всем телом, отгоняя страшную и крамольную мысль. Нет, хватит и этих. Первый - на выполнение глупого приказа не менее глупого Пашу Мозгул-нойона, а еще трое - для пополнения собственной силы. И тогда она появится!