Красный властелин

На этот раз он не стал прикасаться к конту, просто сделал неуловимое движение, и Брависсий задохнулся от боли. От той самой боли, при которой смерть кажется далеким и недостижимым отдыхом. Боли, продолжающейся вечность и многие тысячелетия после вечности. Боль-жизнь, боль-судьба. Не уйти, не скрыться, не спрятаться в беспамятное блаженство.

- Вот оно как! - профессор вслушивался во что-то, слышимое только ему одному, и брезгливо морщился. В ощущении вывернутого наизнанку чужого мозга вообще мало приятного. - А это у нас что?

Поразительно, но в помойке, называющейся мыслями пиктийского конта, попадаются интереснейшие сведения! Владыка должен обязательно узнать о них. Дело за малым - найти способ передать. И как все-таки жалко, что среди отбитых трофеев не нашлось шасса - пирамидки со встроенным кристаллом дальней связи. Ладно, повезет в другой раз!

- Ну, ты и везучий! - Свистопляс ощупывал старшего десятника со всех сторон, и никак не мог поверить, что тот остался в живых после пойманного грудью ледяного копья. - Вот же вы с Еремеем два сапога пара, и оба на одну ногу! Матвей, признайся, ты тоже… того?

- Что значит того? - возмутился Барабаш, стягивая через голову порванную кольчугу. - Если какая-то сволочь сомневается в моей нормальности…

И опять не успел договорить - толстая тетрадь в твердой кожаной обложке выпала из пришитого к поддоспешнику кармана, видимо зацепившись за поврежденные кольца, и шлепнулась к ногам. Ветерок тут же воспользовался моментом и зашелестел страницами, исписанными неровными, с многочисленными исправлениями и зачеркиваниями строчками. Старшина нагнулся, но был остановлен резким окриком.

- Не трогай!

- И не собирался, - Свистопляс сделал вид, будто заинтересовался красивым камешком. - Слушай, Матвей, а что там?

- Тебе не все ли равно? - Барабаш бережно поднял тетрадь, спасшую его жизнь, и осторожно погладил края рваной дыры. - Почти половину листов насквозь, сука… Вот же гнида пиктийская!

- Ну все-таки? - не отставал Твердимир.

- Стихи там. Мои, - старший десятник внимательно осмотрел пограничников, готовый дать в рыло каждому, у кого увидит хоть тень улыбки.

Улыбающихся не нашлось. Но все испортил появившийся со спины профессор Финк:

- Триада хранит дураков и поэтов, Матвей! А чтобы легче хранить, оба состояния души часто совмещают. Извини, брат, это судьба!

Глава 9

"… таким образом, в ходе дознания неопровержимо установлены факты совершения младшим воеводой, заместителем командующего Пластунским корпусом по воспитанию личного состава, Максимилианом Мерером деяний, которые могут быть квалифицированы как государственная измена, выразившаяся в передаче иностранным агентам сведений составляющих государственную тайну… создание преступной предательско-террористической группы, ставившей своей целью свержение власти Владыки и передачу Родении под управление пиктийской маго-аристократии… а также отправление запрещенного на территории Родении изуверского культа бога Смешна… таким образом, группа смешнаверов, под руководством означенного Мерера (выступавшего под именем "волхва Долбослава") на самом деле являлась глубоко законспирированной шпионско-вредительской сетью…" - Недреманное Око читал текст экстракта из следственного дела громко и с выражением. Выделял голосом знаки препинания, и иногда позволял себе театральные жесты, подчеркивавшие наиболее драматичные, на его взгляд, места документа.

Зритель у этого небольшого представления был один. Зерцало Чести сидел за столом в личных покоях главы Приказа Совести, и лицо его каменело и наливалось дурной кровью с каждой произнесенной фразой. За все время театрализованного "выразительного чтения" он не издал ни звука, сгорбившись в мягком кресле и ожидая только одного - когда же закончится эта пытка. Другой бы на его месте начал возмущаться, орать и брызгать слюной, или попытался бы довести дело до рукоприкладства, но не таков был начальник Главного Штаба. Тем более что он чувствовал за собой вину. И немалую.

Честь прекрасно помнил Мерера - запойного пьяницу и фантазера, державшегося на службе исключительно благодаря редкому таланту пропагандиста, подкрепленному невероятной способностью убеждать. Чего только стоила его эпопея с написанием трехтомного труда о возможности пиктийско-роденийского союза…

"Белоглазый его побери! А он еще хвастался частичкой пиктийской крови… вот ведь упырь бледный… а мы, слушавшие его пьяные откровения, смеялись: мол какой из тебя пиктиец? Даже на еду для пиктийского аристократа не сгодишься - ибо по все дни пьяный ходишь… маги таким побрезгуют. Вот и досмеялись. Прохлопали, выходит, предателя в Штабе…"

- Твои люди его уже взяли? - вместо уверенного баса из уст Чести вырвалось подобие хриплого карканья.

- Ты же знаешь, - Совесть, казалось, не заметил внезапного перехода на "ты", свойственного Зерцалу в минуты сильного волнения - без санкции вышестоящего не можем… Владыка запретил. Вот, считай, что я прошу у тебя разрешения на арест.

- Арест разрешаю, - Честь закашлялся, и внезапно спросил: - выпить есть?