Красный волк

Если и сводить все эти слухи в один образ, так получался избалованный, как бы сказал отец, вырожденец. Что еще ждать от раана, чьи предки заслужили высокородство низкой хитростью или тупой услужливостью? На самом деле, Ун не знал, как именно семейство господина Ли-шина заслужило все свои привилегии, но был уверен, что точно не обошлось без какой-нибудь ерунды или удачи.

– ...на юге неспокойно?

– А? – Ун часто заморгал, поняв, что задумался.

– Говорю, на юге неспокойно? Наглеют дикари с островов?

– Как сказать... – задумался Ун. – Во время этих полевых учений мы не стали звать к себе в палатку генерала-покровителя южных крепостей. Знал бы, что ты спросишь, так приказал бы ему явиться и дать отчет.

Ним-шин глянул на него через плечо с раздражением.

– Я у тебя как у друга спрашиваю!

– Даже если что и будет – не твоя забота. Кто пойдет против империи, пока у нас есть железные птицы? А слухов в столице больше, чем вшей у соренов. Нам далеко еще? – Ун, к собственному стыду, ничего не знал о событиях на юге и предпочел сменить тему.

Ехать пришлось недолго: выбравшись за город, Ним-шин погнал автомобиль без всякой жалости, и вскоре впереди замаячило поместье – одно из многих поместий, окружавших Столицу, но, наверное, самое большое, из виданных Уном. Чем ближе они подъезжали, тем очевиднее становилось, что роскошь этого места давно увяла. Ворота были распахнуты, но не гостеприимно – их, судя по вороху многолетнего вьюна, намертво вцепившегося в узорчатую ковку створок, просто никогда не закрывали. Клумбы поросли сорняком, передушившим все, что там когда-либо было посажено. Главный дом, облупившийся, точно покрытый волдырями, едва ли смог бы вспомнить, что такое краска, и крыша его из красной выгорела в ржаво-коричневую. Посередине широкого двора стояла статуя Странника, изувеченная сеткой трещин и покрытая коркой грязи. Ун никогда не любил Странника, этот герой сказаний все свои вопросы решал хитростью, а не честной схваткой, но даже этот пройдоха не заслужил такого обращения.

Рааны, собравшиеся здесь, а собралась их добрая толпа, кажется, не замечали этих тоскливых знаков. Почти все они были высокородными и веселыми. Среди них Ун выхватил взглядом пару воспитанников корпуса безопасности, и у него зачесались кулаки. Смешно подумать, когда-то он восхищался этими ленивыми животными, а оказалось, что они были годны только сторожить зверинцы и гонять соренов в провинциях. Ун был поражен, когда узнал, что рискованные смельчаки из пограничных войск, кроме названия, к этому «корпусу безопасности» совершенно никак не относились. Да и вражда курсантов Высшего офицерского училища и выкормошей корпуса тянулась уже не одно десятилетие и обязывала его держать марку.

«Вмазать бы вам», – подумал Ун, но тут же осадил себя. Он сегодня не при лычках. Скажут потом, что напал исподтишка и что струсил и побоялся попасться патрулю при форме. «Ладно уж, живите сегодня», – фыркнул он.

Ним-шин остановил автомобиль под опасно наклонившимся дубком, чуть в стороне от автомобилей других гостей, занявших добрую половину двора, и помог Оли выйти. Она вцепилась в его руку, но при виде высокого собрания, кажется, решила сменить гнев на милость. Ун только теперь заметил тонкий красный кант на рукавах ее платья. Не слишком широкий. Должно быть, девушка принадлежала к боковой ветке какого-нибудь знатного рода.

Ун хотел спросить, что им делать и куда идти, но тут кто-то выкрикнул: «Там Ли уже начал речь» – и рааны торопливо пошли по дорожке, огибающий дом. Позади него обнаружился одичавший вишневый сад, заросший колючей ежевикой. Красноголовая толпа собралась у небольшого летнего домика, на крыльце которого стоял, судя по всему, сам господин Ли-шин. Он оказался еще моложе и болезненней, чем представлял Ун. Волосы его были тусклые, пятна едва-едва проступали на желтоватой коже, но лихорадочно блестящие глаза отдавали решительностью. Он взмахнул рукой, и широченный рукав непомерного плаща сполз ему на плечо.

– ... и я долго думал, что есть для меня Раанская империя. И понял! Справедливость, – толпа, кажется, была огорчена таким не скандальным и даже банальным ответом. – И эта справедливость императора распространяется на все живое в наших землях! На раанов, на других разумных созданий и на диких зверей. И даже на тех самых тварей, которых наши враги вырвали из природы, которых заставили взять в лапы оружие. Да-да! Я говорю о макаках! Их повадки были искалечены древним врагом! Они, дети лесов и степей, должны бегать свободными в своих стаях. Охотиться, рыть норы. Все знают, что именно дикие макаки были главной добычей красноспинных волков. И украв макак из природы – мы убили этого дивного зверя! Но не все потеряно. Я в это верю! Я прошу, – он говорил все громче и громче, и уже, кажется, задыхался, – нет, я требую! Друзья мои! Я требую, чтобы вы подписали мое письмо его величеству! Зверинцы должны быть упразднены! Макаки должны быть возвращены в природу!