На возмущение подруги Ним-шин не обратил никакого внимания, он провел новенький «Бег» по тенистой аллее и свернул к большому дому, стоявшему чуть в отдалении от остальных, словно самый большой гордец или самый последней изгой. За запертыми подъездными воротами виднелось широкое пространство ровного, как плац, двора, окруженного волнами розовых кустов, уже тронутых желтым осенним цветом.
Как только автомобиль остановился, и госпожа Оли-шин приготовилась пойти в новую атаку, из боковой калитки вышел раан – слуга в безупречном черном костюме.
Ним-шин открыл дверь, собрался сказать что-то, но не успел, слуга заговорил первым:
– Господа? У вас есть приглашения?
– Нет, – ответил Ним-шин.
– Тогда ничем не могу...
– Скажи своей хозяйке, что господин Ним-шин с друзьями привез ей забавную диковинку. Ей точно понравится.
Ним-шин кивнул через плечо. Слуга посмотрел на Уна с непониманием. Ун кивнул на макаку, завернутую в плед. Слуга хмыкнул и ушел, не сказав больше не слова.
– Да куда мы приехали-то? – не выдержал Ун.
– О! Ну хоть кто-то за этой юбкой не бегает! – госпожа Оли-шин разве что не плевала ядом. – Это логовище одной змеи...
– Оли!
– Не лезь, Ним! – девушка резким движением оправила челку и добавила: – Это нора Диты.
– Ох... – удивился Ун.
– Вот тебе и ох! – сказал Ним-шин глубокомысленно. – Ты сейчас побольше молчи, Ун. Ладно? Ты порой как рот откроешь, да как ляпнешь что-нибудь – дикарь дикарем с солдафонской выправкой. У Ли я бы это тебе простил. Но здесь – никаких промахов!
Лицо Уна вытянулось. Он не любил светские приемы, на которых должен был присутствовать, и находил их скучной тратой времени, но всегда считал, что умеет держаться достойно. Впрочем сейчас было не до обиды, дело обретало самый неожиданный поворот.
О госпоже Дите слышали все, особенно в Столице. Одни говорили, что она незаконнорожденная племянница императора, другие, что она его незаконнорожденная дочь от какой-то придворной дамы, третьи – что она его не менее незаконнорожденная сестра. Она значилась в списке любовниц, тайных жен и дочерей чуть ли не всех министров и советников, и была персонажем настолько анекдотичным, что Ун никогда не воспринимал ее существование всерьез. Некоторые знакомые как будто и бывали на вечеринках и обедах госпожи Диты, но пойди пойми, кто из них выдумывал, а кто нет, когда каждый новый рассказ не вязался с предыдущим. Если и было что-то общее, и наверняка правдивое, во всех слухах, так сводилось оно к одному: право стать гостем ее дома нужно было заслужить.
Вспоминая все старые сплетни, Ун с сомнением смотрел на маленькую, чахлую макаку, жавшуюся к его боку. Нет, такого подношения не хватит. Тут нужно что-то позначительнее, чем дважды украденный зверек.
Госпожа Оли-шин ворчала, грозилась уйти, да так и не ушла. Вернулся слуга с помощником, они открыли тяжелые ворота, не посчитав нужным давать никаких объяснений, и автомобиль, очень аккуратно, медленно проехал к дому и остановился возле ступеней широкой каменной лестницы. Ун присмотрелся и присвистнул. Да какой там камень! Мрамор. Он уже хотел сказать об этом, но поднял глаза и прикусил язык.
Дверь дома открылась и из полумрака в дневной, яркий осенний день вышла высокая женщина, облаченная в темно-красный длиннополый халат, едва-едва тронутый золотым шитьем.
– Она же... она...
– Ун, – предупредительно зашипел Ним-шин, – это не красный, а бордовый. Ты думаешь, первый такой глазастый? Улыбайся, Ун, улыбайся.
И Ун улыбался, и сам не заметил, как начал лихорадочно приглаживать склоченные волосы, пока госпожа Дита, нет, не сходила, медленно плыла вниз по ступеням. Наверное, такой видели богинь весны древние разумные, искавшие волю мира за пределами себя. Молодое, сильное тело, но без острых углов, золотистая кожа, отдававшая медовыми оттенками, аккуратные пятна, одно из которых нескромно выглядывало из-под запаха халата на груди, Чертов халат! И почему только халаты считаются чем-то неприличным? Будь она в платье, скроенном по нынешней моде, было бы гораздо лучше видно, какая...
«Я без пяти минут женат», – напомнил себе Ун, пока Ним-шин вышел из машины и теперь изящно раскланивался перед хозяйкой дома и что-то бесконечно говорил. Госпожа Дита смотрела на Ним-шина с легкой снисходительностью, которая удивительно шла тонким чертам ее лица, но совершенно не пристала статусу.
– Фифа какая, – фыркнула госпожа Оли-шин.
Неожиданно Ним-шин кивнул, повернулся к автомобилю и открыл заднюю дверь:
–...это Ун и небольшое развлечение вам в подарок, – сказал он и процедил сквозь зубы: – Давай, Ун! Вытащи ее!
Ун спохватился, торопливо выбрался наружу, стукнувшись макушкой о крышу и чуть не споткнувшись о порожек, потом начал вытягивать макаку. Она запротестовала, пыталась хвататься за край сидения, ее снова пришлось брать на руки.
Госпожа Дита подошла и без всякого страха потерла полосы на щеке макаки. Пахло от женщины цветами.
– Надо же! И правда макака. Говоришь, это зверь господина Риц-шина? Ха! Как славно. Это очень вовремя... Но ничего. Мы ее вернем, чтобы старик не волновался.