Она едва-едва повернула голову к двум слугам, стоявшим в стороне, точно была уверена, что они сейчас ловят каждое ее слово:
– Прошу отныне считать Нима и его друзей моими гостями. Им здесь рады. Макаку отведите на кухню, – госпожа Дита погладила макаку по взъерошенной серой гриве, и Ун почувствовал, как лапы крепче вцепились в его плечи. – А ты, значит, Ун, да?
Вопрос прозвучал неожиданно, Ун стоял и молчал, как последний дурак. Глаза госпожи Диты, зелено-желтые, слегка забегали, она словно что-то вспоминала.
– Ун, Ун... Сын господина Рена, верно?
– Так точно.
– Очень приятно. Вы все можете пройти в дом. У меня сегодня как раз небольшая встреча.
Госпожа Дита развернулась и ушла. Ун хотел сразу пойти следом, желая не столько снова увидеть ее, сколько убедиться, что она и правда существовала, но макака намертво схватилась за него, и слугам пришлось попотеть, чтобы освободить куртку Уна из цепких пальцев. Когда макаку уносили, наверное, к какому-то черному ходу, она жалобно пищала, но Ун волновался о другом – драгоценные минуты были потеряны. Он нагнал друзей в первой же широкой комнате, но хозяйки здесь уже не было, только пятеро раанов чинно беседовали у холодного камина.
Этот закрытый дом, казавшийся снаружи пустынным, внутри был полон народа. Первые залы отличались обманчивым спокойствием, но чем дальше, тем шумнее и многочисленнее становились сбившиеся в кружки компании. Ун видел красное шитье на костюмах и платьях, и видел костюмы и платья, не знавшие этого цвета. Все перемешалось. Кто-то что-то увлеченно зачитывал, кто-то декламировал стихи, кто-то воодушевленно спорил. И не стыдно им было утомлять хозяйку своим назойливым гвалтом? Хотя пристала ли тишина такому шикарному дому, где, куда не посмотри, оказывались позолота и бархат? Дом как будто был создан для бесконечных собраний.
Пройдя мимо высокого зеркала в тяжелой раме, Ун увидел свое отражение и поморщился. Если кто и оскорблял сейчас хозяйку – так это он сам. Куртка в следах земли и глины, пришлось быстро и незаметно отряхнуться, ботинки грязные, брюки помяты, и что это в волосах? Кусок сухого листа?
– Ун? Что с твоим лицом? – хохотнул Ним-шин, когда они вошли в длинный зал, увешенный картинами и тяжелыми драпировками. – Ну ты и покраснел! Никак влюбился? Э? Ты это брось. Меньше огорчишься. Госпожа Дита не по нашу породу. Говорят, ей покровительствует сам министр казначейства. Нет, я-то попытаю счастье... – Он настороженно глянул на свою подружку и поправился: – Я попытал бы счастье при других обстоятельствах. Но ты у нас слишком ранимый и почти женатый для такой истории, тебя надо беречь.
– Чем тут так воняет? – госпожа Оли-шин все не оставляла попыток хоть как-то придраться к владениям госпожи Диты.
Ун хотел закатить глаза, усмехнуться, но прислушался. И правда пахло. Запах был совсем тонкий, сладковато-горький, напоминавший одновременно и запах влажной пыли, и аромат цветов вишни. Не могло быть сомнений – в доме раскуривали кору серого дерева.
– У нас один лейтенант крепко подсел на эту дрянь, – рассказал Ун, – от него так постоянно несло, хотя он форму по три раза сдавал в прачечную.
– Ним, у меня голова от этого запаха кружится! Ты привез нас в какой-то притон! – пропищала госпожа Оли-шин.
– Видел я притоны! – ответил тот с хохотом. – А это весьма приличный дом, где можно побеседовать с очень интересными раанами! Ну, а немного курева еще никого не убило.
– И что мы будем здесь делать?
– Беседовать! Вот сюда...
Ним-шин подвел их к дивану, обитому синим бархатом, все еще хранившему следы задов предыдущих отдыхающих. Меньше всего на свете Уну бы хотелось теперь просто сидеть, тем более, где были двое, там третьему делать нечего. Он извинился, сказал, что хочет осмотреться и оставил их, отправившись изучать дом.
Его исследовательский порыв окупился почти сразу – в следующей же комнате нашелся слуга, предлагавший гостям небольшие закуски: на подносе лежали кусочки мягкого хлеба с мясной нарезкой. Дожевывая предпоследний кусок явно дорогой колбасы, Ун повернулся, чтобы оглядеться, и встретился взглядом с невысокой миловидной девушкой, стоявшей с несколькими раанами возле пианино. Ун вдруг сразу понял, как выглядел со стороны и с какой жадностью, должно быть, ел, легко позабыв обо всех вбитых в него манерах. Он приготовился состроить безразличное мину, но девушка не стала осуждающе качать головой. Она хихикала, прикрыв рот рукой, и подмигнула ему. Ун приосанился. Чудное все-таки место. Столкнись он с этой высокородной девицей хоть и во дворце, она посмотрела бы сквозь него (и имела на это полное право), но здесь и сейчас как будто царили совершенно иные порядки. Отец, конечно, не одобрил бы такое панибратство всех со всеми, заслуженное или нет, а высокородство есть высокородство, но Ун решил, что иногда правилами можно и пренебречь.
Он бы даже и подошел к ней сейчас, но слишком многое еще надо было увидеть. В доме три этажа. Можно ли гостям заходить на второй и третий? А вдруг он случайно столкнется где-нибудь с госпожой Дитой?