Хотя в 1930-х гг. СССР пошел на определенное сближение с Западом, с обеих сторон сохранялось огромное недоверие. Нарком иностранных дел Максим Литвинов (предшественник Молотова) и советский посол в Лондоне Иван Майский выступали за сближение с демократиями, но Сталин и Молотов никогда их в этом полностью не поддерживали. Все западные державы, включая Германию, были в их глазах «капиталистическими», одна другой вероломнее. Советское недоверие в отношении Британии и Франции только усилилось в сентябре 1938 г., когда западные державы выбрали на конференции в Мюнхене (куда СССР не пригласили) тактику умиротворения Германии, по сути дав немцам добро на захват принадлежащих Чехословакии Судет и, в более широком смысле, на расширение Lebensraum (в переводе с немецкого – «жизненное пространство») на восток.
Польша, казалось, была следующей в немецком списке. В отличие от британских руководителей, советские не питали особых симпатий к этой стране и к ее правительству, но с геополитической точки зрения Польша служила буфером между Германией и Советским Союзом, и, следовательно, ее судьба крайне интересовала Москву. Согласно секретному протоколу к пакту Молотова – Риббентропа, Советский Союз негласно признавал за Германией право занять западную часть Польши в обмен на свое право присоединить восточную, т. е. территории, уступленные большевиками Польше в 1921 г. Немецкие войска пересекли западную границу Польши 1 сентября 1939 г.; 3 сентября Британия и Франция объявили Германии войну, тогда как Советский Союз сохранил нейтралитет. Две с половиной недели спустя советские войска вступили в Восточную Польшу.
О пакте Молотова – Риббентропа часто пишут как о плоде любви между двумя диктаторами, но доказательств этой любви немного: если бы Гитлер и Сталин хотели подчеркнуть личное сближение, они бы вели переговоры сами, а не посылали своих представителей, причем в случае Сталина это был Молотов, который, встретившись с Гитлером, был, мягко выражаясь, не впечатлен. Хотя резко антинацистский уклон, характерный ранее для советской печати при освещении европейских событий, в целом исчез, он сменился не позитивным отношением, но скорее молчанием по поводу нового партнера. Советское население уловило намек: это был союз не по любви, а по расчету.
Оккупация Восточной Польши, за которой последовала ее быстрая инкорпорация в состав СССР и автоматическое присвоение ее жителям гражданства, стала первым территориальным приобретением Советского государства с конца Гражданской войны. Польские территории разделили между Украинской и Белорусской ССР; их население приросло 23 млн бывших польских граждан. Через пару месяцев советские войска вошли в три прибалтийских государства, которые ранее были провинциями Российской империи, но имели независимость в межвоенный период, а также на часть территории Бессарабии, которая прежде тоже принадлежала Российской империи, но попала под власть Румынии. В итоге Советский Союз пополнился еще четырьмя небольшими республиками – Латвийской, Литовской, Эстонской и Молдавской (так назвали присоединенную часть Румынии).
Казалось, Советскому Союзу удалось создать буферную зону достаточного размера, чтобы отгородиться от воинственной и вынашивающей экспансионистские планы Германии. Выяснилось, однако, что особой пользы стране это не принесло. Попытка добиться от Финляндии того же, что и от прибалтийских государств, натолкнулась на неожиданно жесткое сопротивление, вылившееся зимой 1939–1940 гг. в короткую войну, в которой Красная армия поначалу показала себя очень плохо. Но силы были неравными, и в конце концов победа осталась за СССР: ему отошли некоторые территории, в том числе Карелия, однако Финляндия сохранила свою независимость, а репутация Красной армии серьезно пострадала. К июню 1941 г. немецкие войска были размещены вдоль новой границы с СССР, тогда как советской стороне не хватило времени, чтобы создать там свои оборонительные рубежи. Уже само по себе такое движение войск говорило о вероятности нападения (запланированного, скорее всего, на начало лета, чтобы не завязнуть ни в грязи, ни в снегу), но Сталин получил еще и недвусмысленные предупреждения от британской разведки, а также от советского резидента в Токио Рихарда Зорге. Нет никаких сомнений, что Сталин знал о риске вторжения: историк Ричард Овери подсчитал, что таких предупреждений было как минимум 84, включая сообщения о систематическом нарушении немцами советского воздушного пространства. Однако Сталин, отчаянно пытавшийся не допустить никаких «провокаций», которые немцы могли бы использовать как предлог для атаки, отказался санкционировать какие-либо ответные военные меры. Операция «Барбаросса» началась 22 июня с массированного немецкого удара: бо́льшая часть советских Военно-воздушных сил была уничтожена прямо на земле, соединения вермахта двигались вперед с пугающей скоростью, части Красной армии беспорядочно отступали, а население эвакуировалось (или скорее бежало) вглубь страны.
Великая отечественная война