Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Усложнило ситуацию и усиление кальвинизма, равно как и торговой мощи Нидерландов в целом -последовательных, дерзких, сумевших защитить свою независимость от Испании. Но мы не ошибемся, если скажем, что первые родовые схватки современных международных проблем проявились именно в том конфликте, который принято называть Тридцатилетней войной. Точнее ее можно было бы назвать восстанием полуязычников против Священной Римской империи или наступлением новой науки, новой философии и новой нравственности Севера.

К этому конфликту приложила руку и Швеция. Она отправила своего героя[352] на помощь новейшей Германии. Но его версия героизма, проявлявшегося повсеместно, представляла собой странное сочетание личной отваги со все более и более усложнявшейся стратегической наукой и все более и более неприкрытой людоедской жестокостью.

Кроме Швеции, в этой бойне на всю Европу заявила о себе еще одна сила. Далеко на северо-востоке, в бесплодном заболоченном краю маленькая, но амбициозная семейка ростовщиков объявила себя удельными князьями. Они были бдительными, бережливыми и абсолютно эгоистичными. Теории Лютера они восприняли крайне поверхностно, но тем не менее начали предоставлять своих неотесанных батраков в качестве солдат протестантской стороне. И им хорошо платили. В те времена их княжеством была лишь Бранденбургская марка. Звали же их Гогенцоллернами.

XIII. Век пуритан

Если бы мы читали рассказ о совершенно захватывающих по своему сюжету приключениях или спорах, в которых имена главных героев или темы дискуссии заменялись ничего не значащими словами вроде «снарков» и «боджумов»[353], нам бы все это очень быстро наскучило. То же самое случилось бы, если бы нам рассказали о короле, которому был предоставлен выбор – превратиться в снарка или сдаться на милость боджуму, даже если бы мы узнали о толпе, впавшей в ярость от публичной казни боджума, которая бросила тень на снарка. Однако нечто подобное происходит, когда сегодня нам пытаются рассказать о теологических проблемах XVI и XVII веков, преодолев модную в нашем поколении неприязнь к теологии, как, впрочем, и в предыдущем поколении.

Пуритане, как и следует из их имени, изначально с энтузиазмом мечтали об очищении религии. Довольно часто они пытались навязать эти мечты другим. Иной раз они просто хотели свободно исповедовать очищенную веру в своем кругу. Но мы не сможем справедливо оценить ни то, что было в них хорошего, ни то, о чем они мечтали, если не зададимся вопросом, что же именно они навязывали другим или исповедовали сами.

Что ж, определенно в пуританах тех времен было нечто выдающееся, что практически полностью игнорируется их современными почитателями. Этих почитателей восхищают вещи, к которым сами пуритане относились либо с безразличием, либо – куда чаще – с яростной ненавистью: например, к свободе вероисповедания. Современные почитатели совершенно не понимают и, следовательно, недооценивают вещи, которые пуритан действительно волновали, например, – кальвинизм. Мы приукрашиваем пуритан средствами, которые сами они страстно отвергали, – с помощью романов и пьес, которые они бы публично сожгли. Мы интересуемся пуританами практически во всех их проявлениях за единственным исключением – мы не интересуемся, чем в действительности интересовались они.

Как мы уже видели, основной задачей новых учений в Англии стало оправдание плутократического грабежа – на самом деле это единственное, что действительно важно. Но через одно-два поколения все поменялось. Для этих новых поколений крушение Армады уже было легендой о национальном избавлении от папства, столь же чудесном и столь же далеком, как избавления, о которых они читали в еврейских книгах, теперь лежавших перед ними раскрытыми. Августовская катастрофа испанцев совпадала с аналогичными событиями ветхозаветных частей Писания.

Определенные места Ветхого Завета вызвали ощущение, что избранность английского народа была объявлена штормовым пророком воздуха и моря. И это уже довольно легко было превратить в ересь племенной гордыни, которой в наиболее тяжелой форме поддались немцы. Именно из-за подобной гордыни цивилизованное государство может пасть: из христианской нации превратиться в избранный народ. Их национализм в конечном счете оказался опасным для сосуществования наций, оставаясь при этом национализмом. В свою очередь пуритане – от первого и до последнего – были патриотами, и в этом смысле они имели заметное преимущество перед гугенотами Франции.