Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

В октябре 1912 года молчащие и кажущиеся безжизненными утесы и долины одной высокогорной области западных Балкан услышали и ответили эхом на одиночный выстрел. Стрелял король – настоящий король, сидевший на крыльце своего дома (вряд ли его можно назвать дворцом) и слушавший жалобы своего народа. Наслушавшись, он иной раз сажал притеснителей по тюрьмам. Он говаривал, что его уважение к Гладстону[193] как к западному адвокату свободы Балкан не омрачило то обстоятельство, что Гладстон не преуспел в поимке Джека Потрошителя.

Этот простодушный монарх считал, что если злодей нарушает покой горных селений, их жители вправе ожидать от него, что он сам возьмет в руки оружие и будет преследовать негодяя. Если же он откажется сделать это, то сам может стать жертвой преследования со стороны другого, нового короля. И из того же немудреного принципа, что у короля есть определенные обязанности, следовало, что он должен начать и зарубежную кампанию, что именно он должен сделать первый выстрел в войне, которой суждено было обратить в прах древнюю империю великих турок.

Его королевство было лишь немногим больше черной горы, давшей ему название; мы обычно используем его итальянский перевод – Монтенегро[194]. Надо чуть задержаться на этом живописном и своеобразном сообществе, потому что оно – простейшая работающая модель того, что стоит на пути великой германской социальной машины, описанной мной в предыдущей главе. Уточнение – стоявшего на пути и быстро уничтоженного ее натиском. Оно – часть сербского генофонда, забравшаяся на скалы, свившая там орлиное гнездо и оттуда, на протяжении сотен лет, высмеивавшая грабительскую империю турок.

Сербы, в свою очередь, – это ветвь славян, миллионы которых живут в России, а некоторые подчинены империям, к которым имеют куда меньшую симпатию. А славяне, в свою очередь, в самых общих чертах, которые только и важны здесь, – не только славяне, но европейцы. Конкретная картина обычно куда точнее и яснее, чем тенденции, перемешанные с другими тенденциями, поэтому неразбавленная европейская простота Черногории – отличная модель.

Более того, на примере одного небольшого христианского государства можно показать, что спор идет не между Англией и Германией, но между Европой и Германией. На этих страницах я задался целью не щадить свою страну там, где ее есть за что критиковать, и я открыто заявляю, что Черногория в моральном и политическом смысле почти в той же степени превосходит Англию, в какой она превосходит Германию.

В Черногории нет миллионеров – и поэтому нет социалистов. Почему там нет миллионеров – загадка, а самые хорошо изученные загадки кроются в истории Средних веков. Мрачный гений священников тех времен открыл удивительную, любопытную вещь: если вы убьете каждого ростовщика, каждого спекулянта, каждого растлителя, каждого обвешивателя, каждого обмеривателя, каждого похитителя земли или воды, то после этой процедуры перед вами возникнет чудесное видение, отблеск правды из рая – у вас не будет миллионеров. Чтобы не погружаться дальше в эти темные материи, скажу, что этот гигантский пробел в черногорской реальности объясняет и другой пробел – отсутствие социалистов.

Забавно, но сознательный пролетариат всех стран оторван от земли. Причина, по которой пролетарий так классово сознателен, не в том, что он часть пролетариата всех стран, а в том, что он пролетарий без земли. Бедные люди Черногории имеют землю, но обходятся без землевладельцев. У них есть корни; корни всех священников, поэтов и воинов -в крестьянстве. Именно они, корпи, а не взаимные обвинения в насилии, и есть причина для вековой неприязни Балкан к турецким завоевателям. Черногорцы – патриоты Черногории, но турки не патриоты Турции. Они не укоренены в ней по-настоящему. Турки – бедуины, кочевники из пустынь. «Той лошадью» лорда Солсбери был арабский жеребец, нашедший стойло в Византии. Не так уж просто управлять бродягами, вроде цыган. И совершенно невозможно вытерпеть, когда они управляют тобой.

Тем не менее XIX век прошел под знаком неясного суеверия (вроде пифагорейской веры в числа), разрушительного и реакционного, и турки, величайшие реакционеры, сидели в седле крепче, чем обычно. Самый цивилизованный из христианских народов, находившийся в тени полумесяца[195], посмел атаковать их и был раздавлен в катастрофе, казавшейся необратимой, как Хаттин[196]. В Англии Гладстон и его последователи были мертвы, а мистер Киплинг и менее мистически настроенный Карлейль славили британскую армию такими словами, которые куда больше подходят прусской армии.