Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Энциклопедия для читателя с улицы, опубликованная несколько лет назад, пыталась научить темные массы, наряду с другими темами, английской истории. В ней я наткнулся на ряд изображений английских королей. Никто не ждал, что они будут соответствовать действительности, но хоть они и были вынужденно воображаемыми, они вызвали мой интерес. В современной литературе упоминается много ярких черт таких людей, как Генрих II или Эдуард I, и эти сведения можно было бы найти и использовать при подготовке портретов, но их не нашли, и не факт, что искали. А когда я дошел до иллюстрации, подверстанной к статье о Стефане Блуаском[215], мой взгляд упал на джентльмена в одном из тех серпообразнополумесячных шлемов, которые пришли в век брыжей и кюлотов. Подозреваю, что на самом деле это был алебардщик из сцены казни Марии Стюарт. У того тоже шлем, а раз шлем – штука средневековая, то Стефану подойдет любой старый шлем.

Допустим, читатель этой работы обнаружил бы по ссылке на портрет Карла I голову полисмена. Допустим, что он был бы изображен как есть, в современном шлеме, как будто на фото из репортажа «Дейли Скетч» об аресте госпожи Панкхёрст[216]. Я думаю, что если мы зайдем так далеко, то читатели откажутся признать это изображение реалистичным портретом Карла I. Они сойдутся во мнении, что тут должна быть какая-то ошибка. Но время, разделяющее Стефана и Марию, существенно больше времени, разделяющего Карла и нас. Изменения, произошедшие в человеческом обществе в период между первыми Крестовыми походами и последними из Тюдоров неизмеримо масштабнее любых изменений, произошедших в период между Карлом и нами. Именно эти изменения должны быть первой и главной темой того, что можно назвать «народной историей». Они должны вылиться в рассказ о великих достижениях народа, к настоящему времени почти полностью утраченных.

Я скромно утверждаю, что знаю об английской истории еще кое-что; и это дает мне право написать доступный очерк о ней ничуть не в меньшей степени, чем джентльмену, поменявшему головные уборы крестоносцу и алебардщику. Пренебрежение средневековой цивилизацией или даже пропуск ее в подобной истории – вещь любопытная и захватывающая. О причинах подобного явления я уже писал. Они заключены именно в народных преданиях, оставшихся за бортом «народной истории».

Например, каждый работающий человек – плотник, бондарь или каменщик – непременно получал сведения о Великой хартии, которая в его глазах походила на что-то вроде бескрылой гагарки, то есть она представлялась чем-то исключительным, жутковатым и нежизнеспособным. Однако его не учили, что ткань Средних веков была крепка именно за счет пергамента хартий, что общество представляло собой систему хартий, причем куда более ориентированных на его интересы. Плотник слышал об одной хартии, данной баронам и в основном в интересах баронов, но плотник не слышал о хартиях, данных плотникам, бондарям, да и вообще всем подобным ему людям.

Или – возьмем другой пример – мальчики и девочки, читающие адаптированные для школы учебники истории, практически ничего не слышали о таком существе, как бюргер, до тех пор, пока он не появляется в сорочке с петлей на шее. Они не могут себе представить, что же означало это слово в Средние века. Лавочник викторианских времен не мог представить себя вовлеченным в такое приключение, какое случилось в Куртре[217], где средневековые лавочники совершили нечто большее, чем заурядное приобретение дворянских шпор – нет, они отобрали шпоры у своих врагов в битве.

Не претендуя на глубину и оригинальность, расскажу одну незатейливую, но правдивую сказку. В моих скитаниях я встретил человека, который вырос в подвале циклопического здания, питаясь в основном объедками, какие доставались ему от жильцов верхних этажей, и занимаясь в основном обслуживанием этого здания. Известно, что его стенания смирили и его статус узаконили при помощи одной изобретательной теории. Она утверждала, что его дедушка был шимпанзе, а отец – дикарем из леса, пойманным охотниками и прирученным до состояния некоторой разумности. Поэтому он должен быть благодарен судьбе за свою почти человеческую жизнь, которой он незаслуженно наслаждается; и он может спокойно жить, окрыленный надеждой, что и он, и другие животные будут эволюционировать все дальше и дальше.

Довольно странно, но именование этой истории священным именем «Прогресс» меня не удовлетворило. Я заподозрил (а впоследствии и убедился), что она не имеет отношения к истине. Теперь я знаю, что по крайней мере по происхождению этот человек из подвала не был недоразвитым – нет, его просто лишили наследства. Его фамильное древо – не обезьянье. Скорее, оно похоже на дерево, вырванное с корнями и названное Dedischado[218] – созвучно девизу на щите неизвестного рыцаря.

II. Провинция Британия