Теперь историки задаются вопросом: удостоился бы Махмуд такого внимания, если бы не злополучная прокламация Элленборо? За 26 лет Махмуд устроил 17 набегов на Индию, целью которых был грабеж, а не завоевание. Как замечает индийский историк Ромила Тапар, в источниках того времени, за исключением краткого упоминания в джайнском тексте, нет никаких свидетельств об этих набегах. Через два столетия арабский купец, который попросил построить в городе мечеть, был сердечно принят местной администрацией и жрецами Сомнатха. Надпись на санскрите определяет мечеть в индуистских терминах как место, «где люди совершают пуджу, чтобы обрести благодать», и одними и теми же словами именуют и Шиву, и Аллаха.
Вторжения Газневи лишь обостряют вопрос, почему Индия оказалась не готова к испытанию исламом в XI веке и позже. Ее богатства, нажитые развитым аграрным обществом, должны были позволять правителям содержать военный ресурс, достаточный для того, чтобы защитить свою страну. Несмотря на столетия вторжений через горные перевалы из Афганистана, начиная со времен Александра Македонского вдоль границ так и не были построены защитные укрепления.
Что же пошло не так? Можно перечислить множество разных потенциальных причин. Жадные правители, облагавшие крестьян налогами и растрачивавшие казну на светские и религиозные излишества. Местные власти, занятые своими мелкими дрязгами, обольщенные ложным чувством безопасности, видевшие в мусульманах лишь разбойников, а не завоевателей. Политическая раздробленность на десятки местных царств, более занятых самоубийственными усобицами, чем укреплением национального самосознания.
Британский историк Арнольд Тойнби в своем изумительном труде о мировой цивилизации добавляет к этому ряду кастовую систему, которая разрушающе действует на социальное единство. Кастовая система, освященная индуизмом, «раздулась до невероятных пропорций». Ставящая себе палки в колеса индусская цивилизация «утратила, по большому счету, подобие общества. Тем не менее она пыталась навязывать обществу свою волю. Это и оказало самое судьбоносное влияние на историю древней Индии».
Такие индийские историки, как Дж. Л. Гупта, описывают индусское население того времени как раздор между своими. Их социальное и национальное видение, по его словам, стало таким узким, что они оказались неспособны защитить свой домашний очаг и свою родину. Внутренняя слабость Индии иссушила ее жизненные силы. Ее баснословные богатства, слабая политическая структура и «закаменевшее общество» выглядели для мусульманских иноземцев как прямое приглашение прибрать к рукам плохо охраняемые сокровища.
Хотя разделение индийского общества сыграло свою роль, на стороне мусульманских захватчиков оказалось определенное военное превосходство, отличная кавалерия на быстрых среднеазиатских конях и превосходная боевая тактика, позволявшая применить маневренность против численности. Ядро их армий обычно формировалось из профессиональных бойцов, приученных действовать сообща, в то время как индийские силы состояли из разрозненных отрядов под командованием вождей, которые собирались вместе только по необходимости.
Контакты Индии с арабским миром предшествовали возвышению ислама на несколько веков. Индийские купцы пользовались услугами арабских мореходов. Арабские погонщики верблюдов перевозили караваны с товарами по Шелковому пути между Средиземноморьем и субконтинентом. Арабские торговые сообщества уже прочно обосновались по всему западному побережью Индии, а индийские товары, такие как хлопок и шелк, слоновая кость и драгоценные камни, пряности и сахар, встречались на базарах Багдада и Каира. Эти же связи позволяли индийской культуре, науке и философии распространяться к западу. Техника вставной новеллы, на которой основана «Тысяча и одна ночь», встречается в баснях ведической Индии «Панчатантра» и буддийских джатаках.