Лет через сорок пять после этого, в 1781 или 1782 г. был составлен второй русско-японский словарь — "Лексикон" Андрея Татаринова. Автор словаря, имевший также японское имя Сампати, был сыном японца Саносукэ, попавшего в Россию таким же путем, как и Гондза. Текст "Лексикона" был в 1962 г. опубликован О. П. Петровой[787]
.Таким образом, начало изучения японского языка в России относится к 30-м годам XVIII в. Что же касается Японии, то знакомство с русским языком там началось лишь в самом конце того же века. Это объясняется тем, что попадавшие в Россию японцы не могли вернуться на родину; русские же японскую территорию не посещали.
Первыми японцами, вернувшимися из России после почти десятилетней жизни здесь, были капитан корабля "Синсё-мару" Дайкокуя Кодаю и матрос Исокити[788]
. Первый из них, сын купца из крестьян, был довольно образованным человеком, отличался большой наблюдательностью и редкой памятью. Он хорошо понимал русский язык и мог, хотя и не вполне правильно грамматически, объясняться по-русски. Кроме того, за время нахождения в России Кодаю выучился хорошо писать по-русски. Об этом свидетельствуют многочисленные записи, сделанные им на русском языке или по-японски, но русскими буквами. Примерами их могут служить надписи на полях и на обложках японских книг, привезенных им в свое время из Японии. Перед возвращением он оставил книги академику Кириллу Лаксману, который передал их в Академию наук. Сейчас они хранятся в Ленинградском отделении Института востоковедения АН СССР[789]. Часть его книг и записок попала в Геттингенский университет, куда их увез выдворенный из России за неблаговидные поступки русский немец Георг Томас Аш (1724-1804)[790].Японский ученый-рангакуся Кацурагава Хосю по приказанию сбгуна Токугава Из-Иэльнари составил в 1794 г. секретную рукописную книгу "Краткие вести о скитаниях в северных водах", в основу которой были положены рассказы Дайкокуя Кодаю о жизни России, о ее природе, климате, населении, быте, культуре и т. д.[791]
. Последняя, XI глава этой книги "Язык" (стр. 297-346 по изданию 1937 г.) является по существу первым русско-японским словарем, составленным в Японии. Он может быть дополнен также многими русскими словами из главы X, где приводятся русские названия растений, животных, птиц, рыб, насекомых и т. д. (стр. 271-295), а также словами, рассеянными в других местах книги.Словарь содержит 1261 словарную статью, каждая из которых, как правило, состоит из транскрибированного катаканой русского слова или целого выражения и его перевода на японский. В других разделах книги поясняется еще свыше 800 слов. Таким образом, в общей сложности в книге приводится свыше двух тысяч русских слов. Если даже считать, что часть их повторяется (около одной пятой), то все равно остается не менее полутора тысячи слов. Следовательно, этот первый в Японии русско-японский словарь оказывается гораздо более полным, чем составленный позже японско-русский словарь, каковым можно считать раздел "Язык" в другом рукописном труде — "Канкай ибун", написанном через тринадцать лет после "Кратких вестей о скитаниях в северных водах", в 1807 г.[792]
(в разделе "Язык" в "Канкай ибун" содержится только 632 словарные статьи» т.е. вдвое меньше, чем в публикуемом памятнике).Слова в словаре здесь сгруппированы в 16 разделах:
1. Астрономия_ — 19 слов.
2. География--55 слов.
3. Время — 91 слово.
4. Дьяволы и боги — 8 слов.
5. Люди, отношения людей — 86 слов.
6. Части человеческого тела и людские дела — 154 слова.
7. Жилища, строения — 32 слова.
8. Приборы, утварь, книги, картины — 152 слова.
9. Одежда — 61 слово.
10. Пища, напитки — 31 слово,
11. Травы, деревья — 36 слов.
12. Птицы, звери — 52 слова.
13. Рыбы, моллюски, насекомые — 22 слова.
14. Металлы, камни — 8 слов.
15. Счет, меры — 28 слов.
16. Речь — 426 слов.
Словарю предпослано небольшое введение. В нем автор пишет: "В этой главе собрано несколько сотен слов, которые запомнили потерпевшие кораблекрушение. Запись сделана нашими знаками, и каждому слову дан в общем соответствующий смыслу перевод. Однако в русском языке мне слышны лишь звуки, как щебет ласточки или журчание воды смысл же непонятен, как мычание коров или говор птиц, и поэтому приходилось полагаться только на память и разумение потерпевших кораблекрушение, а посему возможны и неточности. Нельзя рассчитывать также и на полноту сего словаря. Невозможно было избежать и ошибок в ударениях, в различии глухих и звонких звуков, но если памятовать о том, что здесь дается лишь приближенная передача слов, то словник сей может быть пригоден для того, чтобы дать общее представление об этом необычном чужом языке. А посему я и составил раздел о языке, сделав его последней главой в книге"[793]
.