Краткое повествование

На маленьких лодках была сооружена крепость, которая состояла из чрныхов; они были расставлены по воде друг подле друга по ширине реки. Чрныхи с обоих концов были привязаны друг к другу толстыми канатами; верхние концы цепями, а нижние — веревками, похожими на толстые железные якорные канаты галиона. На лодках были устланы толстые бревна и доски, укрепленные гвоздями, чтобы по ним шли проходящие. Но на обоих концах моста через реку Куру были построены замки и башни наподобие крепости, и в них было заготовлено огнестрельное оружие, дабы враги не напали внезапно и не причинили бы вреда мосту. Кроме того, была поставлена стража, которая денно и нощню охраняла мост, и никто без разрешения не смел пойти по нему, ибо это была дорога на Шемаху, Лезгистан, Дербенд, то есть Демир — Капу, Астрахань, Москву и [в страну] гуннов, то есть татар, а по мосту через Аракс шла дорога на Карабах, Тузах, Кенджэ, Гандзасар, Кафан и Сисиан. Поэтому совсем не заботились об его охране; только поставили [там] несколько человек, чтобы не позволяли пленникам бежать.

Осмотрев все это, мы вернулись в свое жилище, которое находилось на расстоянии одного часа пути от того места, где Аракс сливается с рекой Курой; ибо мост через Аракс [находился] внутри расположения войска, а мост через реку Куру — ниже лагеря, мы же находились в верхней части лагеря.

А на следующий день, во вторник, мы разбили большой шатер, который привезли из св. Эчмиадзина, подобный церкви, [имеющий] куполообразный верх, украшенный разноцветными рисунками и разнородными крестами и цветочками. Туда я повелел созвать всех родившихся [в вере нашего] Просветителя и которые находились в день сочельника в лагере, чтобы они завтра явились в мой шатер.

И пришли все в день Рождества в мой шатер, в котором мы отпраздновали праздник Рождества Христова, господа нашего, без места [для] богослужения и без литургии, лишив себя всякой духовной радости, с глубокой скорбью и слезами, как некогда древние израильтяне, повесив арфы свои среди верб[22]. Затем с грустными лицами и разбитыми сердцами наши [люди] поневоле облачили меня и, взяв с собой небольшое количество бывших с нами церковных сосудов и предметов, [необходимых] для крестного хода, вместе с монахами, саркавагами и причетниками в облачениях и с заженными свечами пошли мы из шатра к берегу Аракса. Там мы исполнили обряд водосвятия, влили святое миро в воды Аракса. Там были ереванский калантар Меликджан, Мелик-Акопджан и Мелик-Мкртум, тузахский мелик Еган и ему (мелику Егану. — Пер.) я велел извлечь крест из воды. Кроме того, [там находились] и кетхуды Еревана и Араратской области и бывшие в лагере армяне и ереванские ага и именитые люди, шейх-уль-ислам, кази и юзбаши хана, всего более 300 человек армян и мусульман.

И удивительным было то, что персы брали воду, смешанную с миром, и мазали [ею] свои лица.

Затем я отпустил всех, и они разошлись по своим местам. А мы вернулись в свой шатер; с нами были некоторые именитые люди, приглашенные нами на обед.

Глава XXIV. О том, как я направился в сторону Тузаха и немедленно вернулся. О прибытии Валинемата

А в день Рождества и всю ночь шел снег [и] причинял нам страдания; поэтому на второй день после водосвятия я поспешил переехать мост и направиться в Тузах. [Сперва] я пошел к ереванскому хану, который жил в одном из тростниковых шалашей в той же местности, в которой остановились и мы. Я сказал ему, говоря: «Так как могущественного хана здесь нет, и неизвестно, в какой день он прибудет, я хочу поехать в Тузах, ибо вот мы и наши животные гибнем от холода. И как только узнаем о приезде хана, поспешно вернусь обратно». Хотя хан и не хотел отпускать меня, чтобы сам он не остался один, но я не послушался его; поспешно поехал я повидать управляющего лагерем Абдул-Гасан-бека и сообщил ему о своем желании. И тотчас же сел он на коня и приехал к нашим жилищам под предлогом осмотра тростниковых шалашей — достаточно ли их, или надо построить еще. Поэтому повидался он с ереванским ханом и во время беседы сказал, говоря: «Мне не известно, [когда] приедет великий [хан], и здесь многого не хватает, и ты болен. Как хочешь поступить?» А хан, отвечая, сказал: «Как мне быть? Я боюсь поехать куда-нибудь, дабы, [хан] приехав и не найдя меня здесь, не лишил меня за это жизни. Вот и халифа просил об отъезде, но я и его не отпустил». Посему вновь ответил Абдул-Гасан-бек [и] сказал: «Не задерживай халифу, ибо он и болен и стар. И пусть едет в Тузах, а когда наш повелитель приедет, [халифа] вернется и приедет. Ибо [хан] любит его и поэтому не сделает ему никакого зла».