— Какая любезная женщина! - говорит он, - Надо бы ей торт купить.
— Ну, купи, - отвечаю.
Выпили по второй. Покурили.
— А коробки конфет ей не хватит? - спрашивает.
— Да хватит, наверное.
Еще выпили. Он задумался.
— А может, шоколадку?
— Можно и шоколадку, - говорю.
Потом заговорили о другом. Бутылка заканчивалась. Выпили по последней.
И приятель подвел итог своих раздумий:
— А так она хороша не будет?
Дружба
Посвящается Чичу
В годы перестройки в одном из толстых журналов была напечатана переписка В.В.Розанова с М.О.Гершензоном. Запомнилось одно место из нее. Выглядело оно примерно так:
Гершензон:
Милый Василий Васильевич! С таким удовольствием читал вашу последнюю вещь! Одно только огорчило: что ж вы про евреев-то так?
Розанов:
Драгоценный мой Михаил Осипович!
А я писал и думал: ах, как нехорошо, Михаил Осипович будет расстраиваться!
Немного о прикладной математике
При нашем НИИ был опытный завод. И между заводскими рабочими и интеллигентами из НИИ возникали прочные контакты. Интеллигент обращался к рабочему, если ему надо было, скажем, выточить какую-то деталь для автомашины. Или что-то для дачи. Или, в конце концов, заказать самогонный аппарат, подпольное производство которых было поставлено на поток. А рабочий к интеллигенту по другим делам – например, сына подтянуть по физике или математике. Или стрельнуть денег до получки. Образовывались устойчивые тандемы «рабочий – интеллигент».
А вот мой приятель Петька пользовался беспрекословным авторитетом не у одного, а у всех рабочих. Они ходили к нему не только денег занять, но и посоветоваться по самым разным вопросам. Слушали его с огромным вниманием. С удовольствием с ним выпивали. И так далее.
И однажды Петька объяснил мне секрет своего успеха.
— Понимаешь, мы с ними в колхоз как-то поехали вместе. И в первый вечер сильно поддали. Сначала на воздухе, потом еще в пивную зашли. А утром стали разбираться с деньгами. Долго так. «Значит, сначала Колька взял за три шестьдесят две, а Витек триста грамм колбасы по два тридцать и батон за тринадцать копеек. А было нас четверо. Значит, Колька потратил три шестьдесят две, Витька восемьдесят две копейки, а мы с тобой – ничего. Три шестьдесят две, да восемьдесят две копейки - это будет четыре сорок четыре. Разделить на четверых – по рупь одиннадцать. Значит, ты Витьке должен двадцать девять копеек, а восемьдесят две – Кольке. А я Кольке рубль одиннадцать. Так, дальше пошли. Потом два красных взяли по рубль семьдесят семь. И четыре сырка плавленых. За красное я платил, три пятьдесят четыре. А за сырки Витька, двадцать шесть на четыре – это будет рубль и четыре копейки. Всего получается четыре пятьдесят восемь, поделить на четыре – по рубль двадцать, грубо говоря. Значит, ты Витьке должен шестнадцать копеек, а мне рубль четыре. А Витьке ты был уже должен… сколько? Двадцать девять копеек. Значит, получается сорок пять, запомни. Дальше пошли». Ну, тут мне надоело, я говорю: «Мужики, давайте по-другому, а то мы до вечера здесь сидеть будем. Вот ты - сколько всего вчера потратил? А Коля? А Витя? И я четыре рубля ровно. Складываем, делим на четыре, получается по пять двадцать с носа. Теперь – я должен рубль двадцать, ты - … ну так далее». Они не поверили, пересчитали все же по своей методике до конца, и все сошлось! Что у них, что у меня. Как – непонятно. Чудеса! И вот после этого они меня очень сильно зауважали.
Причем, если вдуматься, то рабочие применяли метод последовательных итераций. А Петька – простую школьную арифметику. Парадокс!
Не судьба
В шестом классе с нами училась одна девочка. Выше всех ребят ростом, долговязая, с выпученными глазами. Дылда, однм словом. Училась она плохо, перебивалась с двоек на тройки. Мы все над ней посмеивались. А классная руководительница говорила нам, ребятам:
— Вы все дураки, и ничего не понимаете! Это будет красавица! Вы еще будете за ней бегать, попомните мои слова.
Бегать не пришлось, Надя эта перешла в другую школу. И мы про нее тут же забыли. Но года через полтора она неожиданно пришла в наш класс и гордо объявила:
— А я в кино снялась! Мальчики, девочки, я в кино снялась! По Пушкину!
И когда фильм этот вышел на экраны, я выпросил у мамы двадцать пять копеек и пошел смотреть. К началу сеанса опоздал, титры уже прошли. Фильм был снят по одной из повестей Белкина. Играли хорошие актеры – Юрий Яковлев, Михаил Козаков, Олег Табаков. Но дело идет к концу, а Нади на экране все нет и нет. Офицер – Олег Табаков - уже ушел в отставку, и поселился в своем поместье. Снял мундир, ходит в халате. По утрам выпивает. И как-то от скуки велит позвать дворовых девок, чтобы те ему спели. Девки пришли, поют. Камера скользит по их лицам. И на пару секунд останавливается на нашей Наде! А она все еще такая, как была. Долговязая, с выпученными глазами.
Больше я Надю не видел. Ни в жизни, ни в кино. Вполне возможно, что она стала красавицей. А может, и актрисой. Но бегали за ней уже другие. А нашему классу не повезло.
Судьба поэта