Креативы Старого Семёна

В конце шестидесятых годов в институте со мной учился чернявый и смуглый парень из Одессы. Звали его Роман, а фамилию точно уже и не вспомню. Кажется, Лехель. Маленького роста, очень приветливый, смешливый. Он писал стихи. Причем никто из студентов этого не знал. Но однажды Ромка рассказал мне, что вот-вот у него в Одессе выйдет книжка стихов. Под псевдонимом Романко Южный. И он хочет уйти из института. Может быть, перевестись в Литературный. А может, и что-то еще.

А потом он исчез, перестал ходить на занятия. И я решил, что да, наверное, перевелся в свой Литинститут, учится на поэта. Но через некоторое время к нам в группу пришел зам. секретаря парткома. И сказал:

— Товарищи, в институте разоблачена сионистская группа! Они проводили тайные сборища! Учили еврейский язык иврит! Читали антисоветскую клеветническую литературу, присланную из-за рубежа! На своих шабашах провозглашали провокационные лозунги! Один из них, товарищи, на Новый год поднял тост: «Пусть умрут все гои!». А гои, товарищи, - это русские! Мы должны быть бдительны! Давать беспощадный отпор… и т.д.

Короче говоря, Ромку отчислили из института. Да и книжка наверняка не вышла. И что с ним потом сталось – не знаю.

Проза жизни

Как известно, до эмиграции С.Довлатову удалось напечатать только две своих вещи – в 1968-м году в «Крокодиле» рассказ «Когда-то мы жили в горах» и в 1974-м в «Юности» – рассказ «Интервью» о передовом рабочем. Причем, если «крокодильский» рассказ печатается в довлатовских сборниках и поныне, то публикации в «Юности» Довлатов откровенно стыдился. Написан этот рассказ был даже не для денег, Довлатов надеялся (и ему, в общем-то, обещали), что сам факт публикации в популярном молодежном журнале даст возможность печатать и вещи настоящие, вещи, которые он считал лучшими своими произведениями. Увы, надежды не оправдались. До самого отъезда Довлатов писал в стол, все попытки напечататься были неудачны. Может быть, поэтому-то он и эмигрировал. Впрочем, все это известные факты.

Примерно в те же годы работал со мной вместе один замечательный парень. С многообразными способностями и интересами. Он был музыкален, прекрасно играл на гитаре. Сочинял песни. И, главное, писал. Писал рассказы, повести, начал большой роман. Посылал свои вещи в журналы, показывал известным и уважаемым литераторам. Все хвалили, отмечали способности, давали рекомендации. Но дальше дело не шло. Публиковать его никто не хотел. В конце концов, точно так же, как и Довлатову, ему предложили написать пока что-нибудь о рабочем классе. И он написал. И тоже, как и Довлатов, откровенную халтуру. И рассказ был напечатан в толстом журнале. И даже – опять-таки, как это было с довлатовским «Интервью» - инсценирован на радио. А дальше – а дальше ничего. Все остальное, все, что писалось всерьез, так и осталось у него в столе.

В итоге мой знакомый тоже, как и Довлатов, эмигрировал. Немного, правда, по-другому. Собственно, даже не эмигрировал, а женился на иностранке. И уехал с ней на Запад. Занялся бизнесом. Говорят, успешно. А с прозой завязал.

Константин Кузьмич

Мне было тогда лет двадцать с небольшим. Приятель позвал меня на футбол – команда их СКБ играла на первенство горкома профсоюза. «У нас новый физорг, сам Рева, увидишь!»

Да простят мне знатоки следующие дилетантские рассуждения. Мне кажется, что в сороковые - пятидесятые годы ведущие спортсмены были совсем другими, нежели нынешние. Тогда наверх зачастую пробивались самородки, люди огромного природного таланта. Каждый был совершенно индивидуален, не похож на других. Это время ушло, и, мне кажется, навсегда. Ныне, во времена жесткого, профессионального подхода, в футболе, скажем, даже великие игроки делают на поле одно и то же. Кто-то – немного лучше, кто-то – немного хуже. У кого-то мощнее и точнее удар. Кто-то лучше в обводке. У кого-то выше скорость. Но в общем профессиональная подготовка спортсменов достигла такого уровня, что индивидуальные особенности сглаживаются.

В нашем футболе, мне кажется, последним самородком был Стрельцов. Он играл совершенно непохоже на других, постоянно что-то придумывал, на ходу изобретал. Те, кому посчастливилось это наблюдать, до сих пор вспоминают: «как он тогда пропустил под собой мяч, как дал пас пяткой!»

А в волейболе сороковых – пятидесятых годов таким был Константин Кузьмич Рева, двукратный чемпион мира и Европы, восьмикратный чемпион СССР, человек-легенда. В семидесятых годах, незадолго до нашего с ним знакомства, о нем как раз вышла книга.

Не могу сказать, что мы дружили, но на протяжении тех лет, когда Константин Кузьмич работал физоргом в этом СКБ, общались. Иногда выпивали. Причем пьяным я его не видел никогда, хотя посидеть в компании он любил. Был он высок, строен, нравился женщинам. Вежлив и доброжелателен. Совсем недавно, кстати, в разговоре с одной знакомой речь зашла о Реве, и она сказала: «У него было такая улыбка!»