Сестра моя училась в английской спецшколе. Школа эта, если не ошибаюсь, №17, в те годы - вторая половина шестидесятых - считалась лучшей в Москве. Во всяком случае, в старших классах многие ученики свободно владели английским. И некоторых, в том числе мою сестру, привлекали в качестве гидов-переводчиков. Они ходили по Москве с туристическими группами, школьниками из Англии и Америки.
И вот однажды сестра водила очередную группу. Дело было в воскресенье, и в этот день в стране происходили какие-то выборы. То ли в Верховный Совет СССР, то ли в Верховный Совет РСФСР. Люди постарше помнят, что это было такое. На одно место - один кандидат, представитель "могучего блока коммунистов и беспартийных". Приняло участие в голосовании: 99,99 процента зарегистрированных избирателей. Из них проголосовали за 99,96 процента. Правда, сотые процента несколько отличались по союзным республикам. Помню, один эстонец с гордостью мне говорил, что в Эстонии на каждых выборах меньше всего процент проголосовавших "за". Чуть ли не 99,89!
Ну так вот, сестра водит этих английских школьников, и вдруг они выражают желание посмотреть, как проходят выборы.
— Пожалуйста, - говорит сестра, - вон, видите - школа. Там избирательный участок, можно зайти и посмотреть.
Школьники посовещались, и сказали, что они, разумеется, полностью доверяют гиду, но хотели бы пойти не на тот участок, на который она указывает, а на какой-нибудь другой.
— Нет проблем, - отвечает сестра, - вот карта Москвы. Мы сейчас находимся вот здесь. Выбирайте любую школу, желательно, конечно, расположенную неподалеку, и пойдемте туда.
Тут английские скептики снова устроили небольшое совещание и, наконец, указали ту школу, где они хотели бы побывать.
Пришли, стали наблюдать. И юным англичанам открылась таинственная, загадочная и совершенно непонятная картина. Люди шли, совершенно добровольно, никакого конвоя. Более того, в хорошем настроении, нарядно одетые. Многие с детьми. Регистрировались, получали бюллетени с фамилией единственного кандидата. Опускали бюллетень в урну. И уходили.
Школьники были настолько ошарашены, что даже вопросов не задавали. И так и уехали в свою Англию. Не поняв загадочного праздника социалистической демократии.
Простая история
Мама моего друга жила в крохотном белорусском местечке. Перед войной она выучилась на санитарку. После чего ее взяли на работу в госпиталь. Большой госпиталь, оборудованный по последнему слову тогдашней медицины. И там она впервые увидела многие вещи – лифт, батареи отопления, ванную, да и многое другое. Все это поражало воображение. Но особенно ее привлекала ванная. Во время ночных дежурств, уже под утро, когда больные засыпали, она шла туда, наполняла ванную водой, садилась и чувствовала себя в раю.
И вот однажды ночью, когда она плескалась в ванне, раздался жуткий грохот, и она потеряла сознание. А когда очнулась, то обнаружила, что сидит в теплой воде, над нею утреннее небо, а вокруг горящие развалины. Началась война, немцы разбомбили госпиталь.
Потом был фронт, чудовищный послевоенный быт, дети, рожденные в армейской палатке, целая жизнь. Но до самой смерти она вспоминала это утро. Из рая в ад.
Парадоксы памяти
У меня была знакомая, она работала в МГУ на кафедре французской филологии и состояла в комиссии, принимавшей у выпускников госэкзамен по марксизму-ленинизму. Или по научному коммунизму. Честно говоря, не помню, какую именно общественно-политическую дисциплину сдавали выпускники филологического факультета МГУ.
В числе прочих экзамен сдавала племянница одного из секретарей ЦК КПСС, кандидата в члены Политбюро. Девушка эта в зачетке имела только «хорошо» и «отлично». Хотя учебой не злоупотребляла, даже появлялась в университете нечасто. Зато неоднократно ездила за счет МГУ во Францию в составе студенческих групп.
И вот она берет билет, готовится, начинает отвечать. И несет откровенную ахинею. Ситуация возникла щекотливая. Понятно, что не только выгнать ее с экзамена, но даже и поставить «удовлетворительно» было нельзя. Да и «хорошо» могло боком выйти университетскому начальству. Но, с другой стороны, все же надо было соблюсти какие-то приличия. Ей стали задавать дополнительные вопросы, все проще и проще. Увы, и здесь услышать что-нибудь путное комиссии не удалось. Все это стало напоминать допрос свидетельницы из чеховской «Шведской спички»:
«На все вопросы следователя Анисья отвечала:
— Жила я только с вами, больше ни с кем».
Наконец ее спросили:
— Кто является Генеральным секретарем компартии Франции?
Она не знала.
И когда комиссия была уже в полном отчаяньи, нашелся один сообразительный человек, который сказал:
— Ну хорошо, а кто является Генеральным секретарем ЦК КПСС?
И девица, наконец, ответила правильно. К общей радости и облегчению. Ей поставили «отлично», и племянница секретаря и кандидата в члены вышла из аудитории. А комиссия стала приходить в себя после такой нервной перегрузки.
И тут секретарь парткома факультета с нервным смешком заметил: