Креативы Старого Семёна

Много лет тому назад ездил я в командировку в Белоруссию, на Белозерскую ГРЭС. Помню, приехал, положил вещи в номер, пошел поужинать в гостиничный ресторан. Подсел к ребятам из нашей организации. Они приехали недели на две раньше меня, уже освоились.

— Ты завтра на станции обязательно в туалет зайди, - сказали мне, - там такие фрески!

Фрески действительно были выдающиеся, выполненные цветными карандашами.

Не было, наверное, ни одного общественного сортира в нашем отечестве, не изукрашенного похабными рисунками и не менее похабными стишками. Но ни разу мне не удавалось застать их творцов за работой. Какая-то таинственность есть в этом, чуть ли не мистика. Творения есть, а творцы невидимы. Но ведь есть же они! Как выглядят, какого возраста? Рабочие или интеллигенты? Гуманитарии или технари? Все, все неясно, загадочно, зыбко. Дорого бы дал любой искусствовед, чтобы застать за работой такого художника. Или поэта.

И как в каждом жанре, самом, казалось бы, ничтожном, появляется иногда творец, поднимающий жанр на новую высоту, так и здесь, на стенах сортиров, встречаются образцы искусства истинного, сделанного не на потребу низменному вкусу. Вот лучшее, что я встречал:

Как приятно здесь сидеть,

Песню петь и бублик есть!

Реквием по советской торговле

Сорок лет прожил я в большом кирпичном доме на Ленинградском шоссе. Восьмой этаж, коммунальная квартира. А на первом этаже был продовольственный магазин. Очереди там были за всем: за овощами, мясом, подсолнечным маслом, сметаной, колбасой. За водкой, само собой. Наверное, года два, не меньше, из этих сорока провел я там, стоя в очередях.

Однажды, помню, стою в очереди в мясомолочный отдел. Это там, где продавали сыр, масло, молочные продукты и колбасу. Фасованных товаров тогда было мало, каждому покупателю продавщица должна была отрезать его кусок колбасы или сыра, налить в банку сметаны и т.д. Взвесить, назвать цену. Потом покупатель шел в кассу, там, отстояв еще одну очередь, пробивал чек. С чеком возвращался к продавщице, получал свои покупки. Ну, кто жил тогда, тот помнит.

Да, так вот, я уже почти первый в очереди. И тут подходит женщина со свертком, разворачивает его и протягивает продавщице со словами:

— Вот посмотрите, я у вас купила колбасу, пришла домой, развернула, а она страшная!

— Не страшней тебя! – не задумываясь, ответила продавщица, презрительно возвращая сверток.

Под сводами Москвы

Не меньше двух вечных вопросов «что делать» и «кто виноват» в семидесятые годы москвичей интересовал и еще один - «где выпить».

Проще всего выпить было бы дома. Но жены… родители… В общем, дома получалось редко. И это было не то. Ресторан, кафе – дорого. А где же тогда посидеть часок с друзьями, поговорить?

Места такие в Москве были. Назывались они «забегаловки». Обычно это был какой-нибудь кафетерий. Или пельменная. Или что-то еще в этом роде. Спиртное там не продавалось, приносили с собой. Хотя это было незаконно, везде висели таблички «Приносить и распивать спиртные напитки строго запрещено». Тем не менее приносили и распивали. Пустую бутылку отдавали уборщице.

Забегаловки тоже были разные. В одни могла нагрянуть милиция. В других не было стульев, пить приходилось за высокими столами, в стоячку. В третьих нельзя было курить. А чаще всего все эти неудобства присутствовали в комплексе.

Но были, были в Москве места поистине райские. Самое лучшее – гостиница «Россия». На каждом этаже в торцах главного корпуса размещалось четыре буфета с недорогой едой. На столах пепельницы. Рядом вешалки, можно было снять пальто, спокойно посидеть. Никакой милиции. Но увы, после известного пожара свободный проход в гостиницы был отменен.

В нашей компании принято было ходить в чебуречную на улице Чернышевского (ныне Маросейка). Это было замечательное место. Центр Москвы, метро рядом. Раздевалка, где трудились в очередь два гардеробщика - дядя Коля и дядя Федя. Дядя Федя был хмур и молчалив. Дядя Коля же весел и разговорчив. Посетителей встречал радушно:

— Заходите, ребята, сегодня лучших людей до …!

Затем буфет, где был неизменный ассортимент: люля-кебаб, чебуреки, яйцо под майонезом. Люля было дороговато, поэтому обычно брали дешевые чебуреки. И пустые стаканы. Проходили в большой зал со сводами, расписанными какими-то совершенно несусветными лошадьми. Честно говоря, ни разу не был там днем. Охотно допускаю, что люди приходили в эту чебуречную просто поесть. Но вечером публика была однородная. Курили почти за каждым столом, а пили просто за каждым. Акустика была жуткая. Голоса отражались от сводов и сливались в сплошной гул. Иногда в зале появлялась заведующая, Тамара Сергеевна. Осматривала свое окутанное клубами табачного дыма хозяйство. И грозно кричала:

— Совсем обнаглели! Мало того, что с собой приносят, так еще и курят! Немедленно прекращайте!