Креативы Старого Семёна

Мысль об этих сумасшедших и вместе с тем легких деньгах меня не покидала. Одна фраза – пять рублей! А если десять острот? Ну хотя бы пять для начала. И я стал придумывать смешные фразы. Долго мучился, чтобы не сказать - тужился. Придумал, кажется, три или четыре. Смутно помнится одна: «Зачинатель броуновского движения».

Набравшись храбрости, подошел я к поэту, только что расплатившемуся с партнером за проигрыш. Играли они по-крупному, Борис отдал рублей пятьдесят.

— Вот, фразы сочинил, не послушаете?

— Давай! – нехотя согласился он. Послушал и сказал:

— Не пойдет.

И пошел вместе с партнером пить коньяк на веранде ресторана «Эрмитаж».

Тем дело и кончилось. А жаль. Деньги-то были очень нужны. Да и фразы вроде были ничего, не хуже, чем у людей.

Становление музыканта

Когда-то у нас в НИИ работал один сотрудник. С тех пор прошло много лет, он стал музыкантом, саксофонистом, довольно известным в московском джазовом мире. А начиналась его профессиональная карьера так.

Он давно уже занимался джазом, но на любительском уровне. И вот однажды, дело было в семидесятые годы, знакомый музыкант пригласил его на халтуру. Надо было играть в квартете в одном из западных посольств, на дне рождения атташе по культуре.

Он взял инструмент, надел свой лучший костюм, повязал галстук-бабочку и поехал. Удивило его, что остальные трое – опытные музыканты - кроме инструментов пришли еще и с большими портфелями.

В посольстве их встретил распорядитель, провел в еще пустой банкетный зал с небольшой сценой На столах стояли батареи бутылок и бокалы. Все было готово для фуршета. Договорились о программе, распорядитель сказал:

— Ребята, угощайтесь! Виски, джин с тоником! Что вам налить?

— Нет-нет, ничего не надо, спасибо, - вежливо ответил старший, - мы на работе не пьем.

И распорядитель ушел. А музыканты, оставшись одни в зале, быстро-быстро побросали в раскрытые портфели разнообразные и практически недоступные в то время советскому человеку бутылки.

С тех пор прошло много лет. Он много и успешно играет в России и за рубежом, был лауреатом разных фестивалей, имеет хорошую прессу. Выпустил несколько дисков. На него ходит публика. Но все же первое свой профессиональное выступление вспоминает до сих пор. И не потому, что потом им заинтересовался наш первый отдел, и у него были некоторые неприятности. Нет, это быстро забылось. А вот что не взял с собой портфель…

Роскошь человеческого общения

Один мой приятель так говорил о своей жене:

— У нее ум небольшой, но изящный.

Эти слова я часто вспоминал, беседуя с одной сотрудницей, Мариной. Как-то, в начале восьмидесятых, мы спорили с ней о гремевших тогда событиях в Польше – «Солидарность», Лех Валенса, антисоветские демонстрации и т.д. Упомянув в логической цепочке своих доказательств вторую мировую войну, она подвела итог:

— Мы их освободили, так пусть не петюкают!

Я долго обдумывал эту гениальную фразу. Вообще, Марина меня часто удивляла. Беседовать с ней было сплошным удовольствием. Ход ее мыслей был непредсказуем и парадоксален. Хотя размышляла она в основном не о высоких материях, а о своих многочисленных романах. Возмущалась легкомыслием приятельницы, связавшейся не с тем, по ее мнению, мужчиной:

— Она что же думает - легла, ноги раздвинула, и все? Мозгами шевелить надо!

Сама Марина редко совершала необдуманные поступки. В ранней юности она сильно обожглась, и с тех пор была очень осторожна. Старалась не влюбляться. Что не исключало бурной личной жизни. Кавалеры делали ей дорогие подарки, водили в рестораны. Доставали дефицитные джинсы, духи и прочее.

Как и многие в то время, она немного спекулировала шмотками. Было в порядке вещей купить что-нибудь за тридцать рублей и тут же продать лучшей подруге за сорок. Как-то Марина сказала мне:

— Вот если сравнить Олю, меня и Зину, то Оля самая умная!

— Это почему? – удивился я.

— Она может любую шмотку продать дороже, чем мы с Зиной.

За модой она следила тщательно. В одежде, в развлечениях, стиле жизни. Однажды сказала:

— Когда буду рожать, обязательно сделаю себе кесарево!

— Зачем? – не понял я.

— Это модно!

Действия партии и правительства одобряла безоговорочно. Но и тут все было не так просто. Во время Олимпиады восьмидесятого года Марина завела роман с туристом-итальянцем. Тот немного говорил по-русски. И спросил ее:

— Марина - коммунист?

Она тут же поставила его на место:

— Джузеппе – мафиози?

Встреча эта убедила ее в преимуществах нашего строя. Она говорила:

— Представляешь, в Италии черную икру могут себе позволить только очень богатые люди. А мы ее едим, когда хотим!

— Марина, а где ты икру-то достаешь, в магазинах же нет? – вяло возражал я.

— Ты вообще не умеешь жить! – презрительно, но вместе с тем и немного сочувственно отвечала она.

Ну а потом она вышла замуж, переехала в другой город. И беседы наши прекратились. Увы, увы.

Павлик