Крэнфорд

– Неужели, сударыня? Прошу прощения, да Джим Гэрн это говорит. Он говорит, что это точь-в-точь такая востренькая, живая баба.

– Леди, сказала мисс Поль.

– Леди… как мистрисс Дикон….

Прошло и другое воскресенье, а мы все отворачивались от мистрисс Джемисон и её гостьи, и делали замечания, которые казались нам очень саркастическими, почти даже слишком. Мисс Мэтти, очевидно, было неловко от нашей саркастической манеры выражаться; может быть, в это время леди Гленмайр нашла, что дом мистрисс Джемисон был не самый веселый и не самый приятный дом в мире; может быть мистрисс Джемисон нашла, что большая часть графских фамилий была в Лондоне, и что те, которые оставались в вашей провинции, не так чувствительны, как бы следовало к пребыванию леди Гленмайр в их соседстве. Великие события происходят от ничтожных причин, и я не беру на себя сказать, что заставило мистрисс Джемисон изменить свое намерение относительно изгнания крэнфордских дам и послать ко всем пригласительные записки на вечер в следующий вторник. Сам мистер Мёллинер разносил их. Он, кажется, не знал, что во всяком доме есть черный ход, и делал всегда больше шуму, чем госпожа его, мистрисс Джемисон. У него было три записочки, которые он понес в большой сумке, чтоб заставить госпожу свою думать, будто они ужасно-тяжелы, хотя они легко могли поместиться в его кармане.

Мы с мисс Мэтти спокойно решили отвечать, что нам нужно остаться дома. Это было именно в тот вечер, когда мисс Мэтти обыкновенно делала фитили из всех писем и ненужных бумаг, накопившихся в неделю; по понедельникам счеты её уплачивались аккуратно, ни одного пенни не оставалась она должна за прошлую неделю; таким образом мы устроились, чтоб сжигание происходило во вторник и оно подало законный повод к отказу на приглашение мистрисс Джемисон. Но прежде, чем мы написали ответ, явилась мисс Поль с распечатанной запиской в руках.

– Так! сказала она. – А! я вижу и вы тоже получили приглашение. Лучше поздно, чем никогда. Я готова была сказать заранее, что пожелает леди Гленмайр нашего общества прежде, чем пройдут недельки две.

– Да, сказала мисс Мэтти: – просят вечером, во вторник. Может быть, не потрудитесь ли вы принести вашу работу и откушать с нами чаю во вторник. Я обыкновенно в этот день пересматриваю недельные бумаги, счеты, письма и сжигаю их; но это недостаточная причина для отговорки, хотя я и намеревалась так поступить. Теперь, если вы придете, то совесть моя будет совершенно спокойна и, к счастью, записка еще не написана.

Я видела как мисс Поль переменилась в лице.

– Стало-быть вы не намерены туда? спросила она.

– О, нет! сказала спокойно мисс Мэтти. – Да и вы тоже, я полагаю?

– Не знаю, отвечала мисс Поль. – Да, я думаю идти, сказала она вдруг несколько резко, и видя, что мисс Мэтти глядит на нее с удивлением, прибавила – видите не совсем приятно заставить думать мистрисс Джемисон, будто мы обижаемся всем тем, что она ни скажет, или ни сделает, будто мы всему этому придаем важность. Это значит унизиться перед нею, и я по крайней мере на это не согласна. Для мистрисс Джемисон будет очень лестно, если мы позволим ей предполагать, что слова её могут казаться нам оскорбительными неделю, или даже десять дней спустя.

– Я полагаю, что дурно оскорбляться и досадовать так долго на что бы то ни было. Может быть, впрочем, она и не думала оскорблять нас. Но я должна признаться не допустила бы себя сказать то, что сказала мистрисс Джемисон: она ясно выразилась, чтоб мы не приезжали. Я, право, думаю, не поеду.

– О, поедемте! мисс Мэтти, вам надо ехать; вы знаете, приятельница наша мистрисс Джемисон гораздо флегматичнее многих других и не входит в тонкие деликатности, которыми вы обладаете в такой замечательной степени.

– Я думала, что и вы обладали ими тоже в тот день, когда мистрисс Джемисон приходила сказать, чтоб мы у ней не бывали, сказала простодушно мисс Мэтти.

Но мисс Поль, в добавок к тонким деликатностям своих чувств, обладала также щегольским чепчиком, который ей ужасно хотелось показать изумленному миру, и потому она, казалось, забыла все колкие слова, произнесенные две недели назад, и убедила мисс Мэтти, как дочь покойного пастора, купить новый чепчик и идти на вечер к мистрисс Джемисон. Таким образом было написано, что «мы с величайшим удовольствием принимаем приглашение», вместо «сожалеем, что принуждены отказаться».

Трата на наряды в Крэнфорде заключалась в одной этой статье, о которой я упоминала. Если на головах были щегольские новые чепчики, дамы походили на страусов и не заботились нисколько об остальной части своего тела. Старые платья, белые достопочтенные воротнички, множество брошек везде (на некоторых были нарисованы собачьи глаза, некоторые походили на рамочку картины с мавзолеями и плакучими ивами, другие были с миниатюрными портретами дам и кавалеров, нежно улыбавшихся); старые брошки были постоянным украшением, а новые чепчики, чтоб следовать новейшей моде; крэпфордские дамы всегда одевались с целомудренным изяществом и пристойностью, как мисс Баркер премило выразилась однажды.