Мы остановились у второго ряда; я не могла хорошенько понять зачем, до тех пор, пока не услыхала, как мисс Поль спрашивает проходящего слугу: ждут ли кого-нибудь из графских фамилий? Когда слуга покачал головою, говоря этик, что нет, мистрисс Форрестер и мисс Мэтти подвинулись вперед. Передний ряд скоро увеличился и обогатился леди Гленмайр и мистрисс Джэмисон. Мы вшестером занимали два передние ряда и наше аристократическое
Наконец глаза исчезли, занавес зашевелился, одна сторона его поднялась выше другой, которая стояла упорно, и потом вдруг упал, потом опять поднялся и с новым усилием, и от мощного взмаха невидимой руки взлетел наверх, представив нашим взорам величественного джентльмена в турецком костюме, сидящего перед небольшим столиком и смотрящего на нас (я побожилась бы, что теми же самыми глазами, которые я видела сквозь дырку занавеса). Он смотрел спокойно и с снисходительным достоинством «подобно существу из другой сферы», как чей-то сантиментальный голос, произнес позади меня.
– Это не синьор Брунони! сказала решительно мисс Поль, и так громко, что, я уверена, он слышал непременно, потому что взглянул через свою развевающуюся бороду на наш кружок с видом немого упрека. – У синьора Брунони бороды не было, но, может быть, он явится скоро.
И она принудила себя к терпению. Между тем, мисс Мэтти делала рекогносцировку сквозь зрительную трубку, вытерла ее и опять начала глядеть, потом обернулась и сказала мне ласковым, кротким, но грустным тоном:
– Видите, душенька, тюрбаны еще носят.
Для дальнейшего разговора мы не имели времени. Турецкий султан, как мисс Поль заблагорассудилось назвать его, встал и отрекомендовался синьором Брунони.
– Я ему не верю! воскликнула мисс Поль, недоверчивым тоном.
Он взглянул на нее опять с тем же самым упреком оскорбленного достоинства.
– Не верю! повторила она, еще положительнее, чем прежде. – У синьора Брупони не было этой мохнатой вещи около подбородка, он был выбрит чисто, как настоящий джентльмен.
Энергическая речь мисс Поль произвела спасительное действие на мистрисс Джемисон, которая широко раскрыла глаза в знак глубочайшего уважения, что заставило замолчать мисс Поль, а турецкого султана заговорить. Он заговорил на самом несвязном английском языке, таком несвязном, что не было никакого смысла между отдельными частями его речи – обстоятельство, которое он сам заметил наконец, и потому, оставив разговор, начал действовать.
Теперь мы были удивлены. Как он делал свои фокусы, я не могла понять, даже когда мисс Поль вытащила лоскутки бумажки и начала читать громко, или по крайней мере очень слышным шепотом отдельные рецепты для самых обыкновенных фокусов. Я никогда не видала таких нахмуренных бровей и такого яростного взгляда, с каким турецкий султан уставился на мисс Поль; но, как она говорила, можно ли было ожидать порядочных взглядов от мусульманина? Если мисс Поль оставалась скептиком и больше занималась своими рецептами и чертежами, чем его фокусами, мисс Метти и мистрисс Форрестер находились в величайшем недоумении и мистификации. Мистрисс Джемисон то-и-дело снимала и вытирала очки, как будто предполагала в них какой-нибудь недостаток, который был причиною фокуса, а леди Гленмайр, которая видела много любопытных вещей в Эдинбурге, была очень изумлена фокусами; она никак не хотела согласиться с мисс Поль, которая объявляла, что всякий может сделать то же самое с небольшим навыком, и что даже она сама успела бы сделать все, что он делал, почитав часа два энциклопедию и постаравшись сделать гибким свой средний палец.