– Ну, вот! сказала мисс Поль, садясь с решимостью особы, которая привела в порядок свои мысли о природе, жизни и свете (а такие люди никогда не ходят тихой походкой и никогда не садятся без шуму). Ну, мисс Мэтти, мужчины всегда будут мужчинами. Каждый желает прослыть Самсоном и Соломоном вместе, слишком сильным, чтоб быть побежденным, слишком мудрым, чтоб быть перехитренным. Если вы приметили, то они всегда предвидят происшествия, хотя никогда не предостерегут прежде; отец мой был мужчина и я знаю этот пол очень хорошо.
Она едва переводила дух, говоря эту речь, и мы рады были дополнить последовавшую затем паузу, но не знали наверно, что сказать и какой мужчина внушил это разглагольствование; поэтому мы только согласились вообще, важно покачав головою и тихо прошептав:
– Конечно, понять их весьма трудно.
– Теперь подумайте только, сказала она: – я подвергалась опасности потерять один из своих последних зубов, потому что всегда зависишь от зубного врача, и я по крайней мере всегда льщу им, пока не освобожу свой рот из их лап. А мистер Гоггинс на этот счет совершенный мужчина и не признается, что его обокрали в прошлую ночь.
– Не обокрали! воскликнули мы хором.
– Уж не говорите! вскричала мисс Поль, досадуя, что мы могли быть обмануты хоть одну минуту. – Я верю, что его обокрали, именно, как мне рассказывала Бетти, а ему стыдно признаться: разумеется, ведь глупо позволить себе обокрасть у собственной своей двери; смею сказать, он чувствует, что обстоятельство такого рода не может возвысить его в глазах крэнфордского общества и ему хочется это скрыть; но не следовало бы обманывать меня и говорить, что я верно слышала преувеличенный рассказ о покраже четверти баранины, которую, кажется, украли у него на прошлой неделе. Он имел дерзость прибавить, что полагает, будто баранину утащила кошка. Я не сомневаюсь, что это смастерил тот ирландец, переодетый женщиной, что шпионил вокруг моего дома, рассказывая историю о детях, умирающих с голода.
Осудив надлежащим образом недостаток искренности, доказанной мистером Гоггинсом и побранив мужчин вообще, взяв Гоггинса за их представителя и тип, мы воротились к предмету, о котором говорили перед приходом мисс Поль, а именно, возможно ли, в настоящем положении расстройства нашего края, отважиться принять приглашение, полученное мисс Мэтти от мистрисс Форрестер пожаловать, по обыкновению, отпраздновать день её свадьбы, откушав у ней чай в пять часов и поиграв после в преферанс. Мистрисс Форрестер говорила, что просит нас с некоторой робостью, потому что дороги были, как она опасалась, не совсем безопасны. Но она намекала, что, может быть, кто-нибудь из нас возьмет портшез, а другие, идя шибко, могли бы идти наравне с носильщиками и таким образом мы можем все безопасно прибыть на Верхнюю Площадь в предместье города. (Нет, это слишком громкое выражение: это не предместье, а небольшая груда домов, разделенных от Крэнфорда темным, уединенным переулком, длиною в добрую сотню сажен). Не было сомнения, что подобное же послание ожидало мисс Поль дома; поэтому посещение её было очень кстати и дало нам возможность посоветоваться. Нам всем скорее хотелось отказаться от приглашения, но мы чувствовали, что это будет не весьма вежливо в отношении мистрисс Форрестер, которая будет предоставлена уединенному размышлению о своей не весьма счастливой и благополучной жизни. Мисс Мэтти и мисс Поль много уже лет посещали ее в этот день, и теперь храбро решились прибить знамя к мачте, презреть опасностями Мрачного Переулка скорее, нежели изменить своему другу.
Но когда наступил вечер, мисс Мэтти – в портшезе присуждено было отправиться ей, так как у ней был насморк – прежде чем там скрылась, умоляла носильщиков, что б ни случилось, не убегать и не бросать её, заключенную в портшезе, на убийство; но и после их обещаний я видела, как черты её приняли суровое выражение и как сквозь стекло она меланхолически и зловещим образом кивнула мне головой. Однако мы прибыли благополучно, только немного запыхавшись, потому что каждая из нас старалась наперерыв пройти скорее мрачный переулок, и я боюсь, что бедную мисс Мэтти порядочно перетрясли.
Мистрисс Форрестер сделала необыкновенные приготовления в признательность за то, что мы явились к ней, несмотря на такие опасности. Обычные формы аристократического неведения касательно того, что пришлет ей служанка, были исполнены, и гармония, и преферанс, казалось, должны были составлять программу вечера, если б не начался интересный разговор, который, не знаю каким образом, но, разумеется, имел отношение к ворам, тревожившим крэнфордские окрестности.