Крепостная маркиза

Нужно было срочно отвлечься от мрачных мыслей, и она взглянула на канделябр – свечи в нём почти все оплыли, и остались совсем маленькие огарки.

– Я должна пожурить вас, Патрик, – сказала она. – Скоро все свечи погаснут, а вы за этим не проследили. Мадам Фаншон уверяла, что со временем Вивиан станет умелой горничной, но пока, видимо, надо её проверять…

– Простите, ваше сиятельство! – спохватился он и направился к двери, говоря на ходу: – Вы правы. Поиски поисками, но я не должен забывать о своих обязанностях.

Вернулся он несколько мгновений спустя со свечой в руке.

– Оказывается, это не единственный мой проступок. Я не знал, что в замке нет запаса свечей. С утра я дам распоряжение Шарлю, но сейчас… В доме оказалась целой всего одна свеча.

Он ловко вставил её в канделябр как раз вовремя, потому что горела теперь только одна эта, новая.

Впрочем, полумрак вовсе не мешал молодым людям предаваться отдыху, а Соне, несмотря ни на что, все более углубляться в свои грустные мысли.

Ну хорошо, разбогатеет она. То, о чем мечталось – вернуться в Петербург богатой женщиной, – близко к завершению, а остальное… Чего нет в ней, княжне, из‑за чего её обошло стороной обычное женское счастье? Разве она уродлива, горбата, разве так уж многогрешна?

Да, именно так. Ее наказывает бог. Она совершила грех непослушания – сбежала во Францию из‑под опеки старшего брата, которого была обязана во всём слушаться. Из‑за Сони погиб на дуэли граф Воронцов, а граф Разумовский вынужден был бежать из страны. Наконец, она без церковного благословения отдала свою честь мужчине… Да после всего этого ей и жить‑то на земле должно быть совестно!

Бедная княжна совсем запуталась. Голова у неё кружилась, мысли кружились тоже. Ей было жалко себя и страшно от того, как много грехов на её душе.

Ей страшно хотелось, чтобы кто‑то сильный приласкал ее, погладил по голове, как в детстве, и сказал:

– Не плачь, Сонюшка, всё будет хорошо!

Что поделать против таких приступов слабости?

Она больше не могла сдерживаться.

Но, кажется, её как раз и гладят по голове… И успокаивают:

– Не плачьте, княжна, всё будет хорошо!

Патрик. И в глазах его тревога. Неужели Соня расплакалась? Вот ведь как – только она о слезах подумала, и вышло, что они тут как тут.

Как давно её никто не жалел! Словно до сего момента Сонина несчастная душа свернулась, точно ёжик, иглами вовнутрь и колола её изнутри. Не очень больно, но неуютно.

– Патрик!

Она прижалась к его руке мокрой от слез щекой.

И вот уже он стоит подле неё на коленях и обнимает. Оттолкнуть его? Но как это приятно, когда его губы касаются легкими поцелуями её щек, глаз, шеи.

А руки успокаивают, прижимают к себе. И хочется забыться, и нырнуть в спасительное тепло чувств…

Она прикрывает глаза и отдается на волю его рукам, которые поднимают ее и несут к дивану. Какая‑то часть ее сознания пытается что‑то сказать, предостеречь, но она не хочет ничего слушать.

Соня уверена: Патрик тут же отпустит её, хотя он весь натянут, словно струна, и горит желанием. Она, кажется, ещё не встречала человека, который бы настолько владел собой. Нет, он ни за что не посмеет, если она…

Но Соня выдохлась. Да, она устала бороться с самой собою. Мало ли запретов уже нарушила она!

Тех, что прежде и в мыслях нельзя было нарушать.

Скоро ей будет двадцать шесть лет…

Она лишь хотела сказать, чтобы он задул свечу, последнюю из тех, что горели в канделябре, но не успела. Поцелуй, которым он заглушил её слова, унес последние остатки здравомыслия…

Глава шестнадцатая

Это был её мужчина. Теперь Соня могла сравнивать. Григорий – её первый мужчина и муж – не шёл ни в какое сравнение с Патриком. На мгновение у неё мелькнула мысль, что Версаль научил его многому. Гораздо большему, чем её. Ну и что ей до этого?

Кокетка… Нет, кокотка… Падшая женщина… Запятнавшая свою честь некогда порядочная женщина…

Соня лежала в постели и лениво перебирала эти слова, примеривая их на себя, но как‑то отстраненно, вроде со стороны. То есть так стали бы говорить о ней в петербургском свете. Если бы узнали. Но ведь могут и не узнать! Кто бы о ней что‑то рассказал, появись она вновь в северной российской столице?

Ну вот, теперь она додумалась до того, что главное не сам грех, а то, что о нём узнают люди.

Прежде княжна слышала, что англичане в постели сухи и даже бесчувственны. Словно не любовью занимаются, а воюют. Мужчины сосредоточены и всякое встречное движение женщины расценивают как непотребство. Якобы англичанки должны лежать под ними без звука и движения… Помнится, в Версале Жозефина д'Аламбер рассказывала ей анекдот, в котором супруг возмущенно спрашивал у жены: «Дорогая, вы никак пошевелились?!»

Странно, Соня так мало была знакома с Жозефиной, а вспоминает её до сих пор. Эта юная француженка, в равной мере простодушная и развращенная, – настоящее дитя нравов, царящих при дворе.

Хотя говорили, что его не сравнить с двором Людовика Четырнадцатого, но Соне надолго хватит впечатлений, полученных и при этом дворе.