Крепостная маркиза

На отношения между мужчиной и женщиной Жозефина смотрела так же легко, как на ежедневное принятие пищи. Тогда Соня слушала её вполуха, мысленно отвращаясь от пикантных подробностей.

А, впрочем, какая разница, откуда Патрик почерпнул свои знания, если он доставляет Соне просто неземное блаженство? Подумать только, не будь она… несколько легкомысленной, могла бы никогда и не узнать, что по‑настоящему происходит между мужчиной и женщиной. Такое, что они потом готовы умереть в объятиях друг друга…

Что‑то она всё о смерти! Откуда пришли к Соне эти мысли? Наверное, от смеси неведомого прежде восторга и раскаяния, которое всё ещё не отпускало Соню, грозя ей, что она будет гореть в геенне огненной, как неверная жена.

С чего всё это началось? Ну да, Патрик стал её утешать. И целовать. И она потянулась к нему за утешением. В первом взрыве страсти сгорели все её прежние страхи, но… пришли новые. Например, в какой‑то момент Соне показалось, что кто‑то приоткрыл дверь в гостиную.

Патрик ничего не заметил, а уж он – прирожденный следопыт и, надо думать, обладает совершенным слухом…

Вот, Соне уже что‑то кажется. Но все же она готова была поклясться, что слышала не только скрип двери, но и удаляющиеся легкие шаги. Даже успела подумать: хорошо, что Патрик в своем нетерпении не стал её раздевать, а как‑то ловко поднырнул под юбки… Краска залила лицо Сони при одном воспоминании о случившемся в гостиной.

Потом Патрик, держа в руке канделябр с той самой единственной свечой, проводил Соню до её опочивальни, но не остался за дверью, а вошел вместе с нею, чтобы уже среди полотна и кружев продолжить то восхитительное действо любви, которому Соня отдалась со всем своим нерастраченным пылом.

– Теперь я могу и умереть, – сказал Патрик, слегка нависая над лежащей Соней и вглядываясь в её лицо, словно хотел отпечатать его в своей памяти навечно.

Ну вот, он тоже о смерти. Неужели взрыв страсти так силен, что его и вправду сравнивают со смертью?

«Экстаз – малая смерть» – так говорила уже упомянутая Жозефина.

Полумрак с дрожащим пламенем единственной свечи придавал облику княжны ещё больше таинственности, и у Патрика отчего‑то щемило сердце. Странно, что он не постеснялся Соне в том признаться.

Говорил, что она подарила ему самые сладостные ощущения, каковые только мог испытать мужчина.

Она не была искушена – он видел искушенных женщин, но она была честна с ним, не старалась выглядеть в его глазах лучше, чем была. Хотя, по его мнению, лучше быть невозможно.

Он чувствовал, Софи сожалеет о том, что не девственна, но для Патрика это не имело значения. Он даже не хотел знать, как это случилось, его интересовало совсем другое: разделяла ли она с ним те же чувства?

– Только не это, Патрик, умоляю!

– О чем ты умоляешь, моя дорогая?

– Не надо говорить о смерти теперь, когда мы нашли друг друга.

– Я только хотел сказать, что лучше этого у меня ничего в жизни не было и, наверное, не будет.

– Как и у меня! – выдохнула Соня.

Озарение. Опять Соню посетило озарение – а как по‑другому его можно назвать? Они лежали в постели и молчали, а она вдруг будто услышала мысли Патрика.

«Значит, бог наконец сжалился надо мной и послал мне женщину, которая может дать то, чего я прежде был лишен? Точнее, давно был лишен. После смерти моей дорогой, обожаемой Джейн. Она не должна упрекать меня там, на небесах. Когда она умерла, я думал, у меня в жизни больше ничего не будет. Судьба уже давала мне шанс, когда благодаря одной своей мужской силе я мог добиться всего, о чём можно только мечтать. Но тогда это было бы предательством по отношению к памяти Джейн.

А сегодня… Надо жить. Умирая, Джейн повторяла именно это: «Не оплакивай меня слишком долго, Патрик. Живым – живое».

Она была благородной женщиной».

Патрик обнял Соню со всем пылом, который полыхал в нём, и прижал к себе. Никогда он её не отпустит и никому не отдаст, пусть даже тот, бросивший её проходимец, опять появится в Дежансоне!

Она думала о том же. Не вспоминать бы. Не думать обо всех ошибках, которые она успела натворить.

Пусть бы так оставалось всю жизнь. Соня мысленно твердила это, как заклинание, но в её душе не было ни покоя, ни умиротворенности – только тревога.

Она так вслух и сказала:

– У меня отчего‑то дурные предчувствия. Словно недолго нам наслаждаться нашим счастьем.

Соня видела, как расширились у него глаза, как на лбу появилась вертикальная морщинка.

– Почему ты думаешь об этом? Считаешь, что я не смогу защитить тебя в случае опасности? И откуда она может нам угрожать?

– Я боюсь, что явится некто, кто предъявит на меня свои права, – с тяжелым вздохом ответила Соня.

– Кто же может дать ему такое право? – гневно поинтересовался он.

– Люди. Закон. Бог, – сказала она, и на его руку, которую Соня в волнении прижала к своему лицу, упала горячая слеза. Не слишком ли часто она сегодня плачет? – Я ведь говорила тебе, что теперь замужняя женщина, и то, что произошло между нами, расценится людьми как прелюбодеяние.